От организатора

[troyachka]

Дорогие читатели и участники Биг Бэнга!

В силу того, что на дайри творится черт знает что, рекомендую посохранять все, что вам дорого из этого сообщества, а то неизвестно, чего ждать в дальнейшем.

Ваш обеспокоенный и офигевший от новостей орг

@темы: организационное

---

С этого дня фест закрывается. Навсегда

[troyachka]

Спасибо тем, кто оставался с нами до конца!

@темы: организационное

---

Объект, иллюстратор Stina

[Big Who Bang]

Название: Объект
Иллюстратор: Stina
Форма: арт
Персонажи/Пейринг: Янто Джонс
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Примечания: иллюстрация для фика "Объект" на Big Who Bang 2019
Ссылка на пост фика: читать

@темы: пятый тур, джен, Янто Джонс, иллюстрации

---

Объект, автор Anaquilibria

[Big Who Bang]

Название: Объект
Автор: Anaquilibria
Бета: Nomatar
Иллюстратор: Stina
Персонажи/Пейринг: Ивонн Хартман/Янто Джонс
Дисклеймер: всё принадлежит BBC и Big Finish
Тип: гет
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма, романс
Размер: макси, 12190 слов
Саммари: Янто Джонс встречает Ивонн Хартман, возможно, в первый раз, но далеко не в последний.
Примечания: фик написан на Big Who Bang 2019
Предупреждения: не самые здоровые отношения; таймлайн — незадолго до БФА «Blind Summit» («Torchwood One: Machines»)
Ссылка на пост иллюстраций: смотреть
Ссылка на скачивание: fb2 | docx | epub

Магда машет Янто рукой и оставляет дверь открытой настежь — прохладный ветер летнего Лондона снаружи хорошо проветривает маленькое кафе.

— Привет. Тут тихо?

Янто пожимает плечами, задумчиво расставляя по цветам соломинки в стакане:

— С утра почти никого.

Трейси высовывает голову из закутка, который они называют кухней:

— А, это ты. — Она без интереса машет Магде и скрывается снова, надевая наушники; половина бахромы внизу её майки заплетена в мелкие аккуратные косички.

— Весело тут у вас, — вздыхает Магда, кидая взгляд на почти пустую банку для чаевых.

Янто отодвигается, давая ей протиснуться за стойку бариста, куда они едва помещаются вдвоём.

— Ага, — отвечает он, выравнивая последние соломинки, и идёт к вешалке за курткой. — Не скучайте тут без меня.

Дверь негромко хлопает.

— Здравствуйте, — говорит Магда зашедшему, перебрасывая через голову лямку фирменного передника.

Человек молчит; в полутени ото входа Янто видит только серый рабочий комбинезон и сутулую фигуру.

А потом человек шагает вперёд — и Янто замирает, не надев куртку.

Его голова и лицо не похожи на человеческие: волосы — редкий ржавый пух, как будто смятое лицо, сморщенный нос, короткая верхняя губа, из-под которой торчат неровные жёлтые зубы, и ни малейшего проблеска сознания.

— Окей, мистер, — нервно хихикает Магда, соскальзывая в привычный кокни, — офигенный пранк.

Каким-то шестым чувством Янто уже знает, что это не пранк.

Существо — если оно и было человеком, то очень давно, — коротко взрыкивает и делает ещё шаг к барной стойке. Бледная Магда, не сводя с него глаз, пытается нашарить что-нибудь за спиной, задевает рожок от кофемашины, и тот звенит о металлический поддон.

Янто делает первое, что приходит ему в голову.

Он швыряет куртку на голову существа, и оно ревёт, ослеплённое, шатаясь и снося стулья у окна.

— Магда, Трейси, бежим! — кричит Янто.

Магда оглядывается на кухню — и тут же они оба понимают, что Трейси даже не высунулась на грохот.

Сраные наушники, мелькает в голове у Янто, когда Магда бросается за перегородку, а существо выпутывается из куртки, и в последний момент он ныряет за стойку и на кухню, едва не напарываясь на ножки стула, который выставила перед собой Магда.

Существо недоумённо рычит, потеряв их из виду. Переулок за окнами пуст.

Едва дыша, Янто, Трейси и Магда переглядываются, когда тяжёлые шаги приближаются к кухне.

— Простите, — одними губами говорит Трейси.

Раздаётся грохот — существо смахнуло всё с барной стойки — и Магда поудобнее перехватывает стул, а Янто становится перед Трейси.

Об перегородку с другой стороны бьётся что-то тяжёлое — и наступает тишина.

— Выходите, — командует женский голос.

Глаза Магды становятся едва не круглее, чем были.

Янто осторожно выбирается первым.

Посреди разнесённого кафе стоит женщина с пистолетом и двое мужчин в чёрной военной форме. Существо лежит у кухонной перегородки, вывернув ноги, и из-под него растекается кровь; лицом вниз оно похоже на человека.

Магда и Трейси выглядывают из кухни и тоже замирают.

Какое-то время все они молча смотрят друг на друга, и женщина кого-то напоминает Янто, он вот-вот вспомнит —

— Меня зовут Ивонн Хартман, — говорит она. — И немного благодарности бы не помешало.

— Спасибо, — автоматически отвечает Янто, и беспричинное облегчение вдруг накрывает его: теперь всё будет в порядке.

— Будьте так добры и сделайте нам чаю, — говорит Ивонн Хартман, перешагивает через разбросанные цветные соломинки и взмахом руки приглашает Магду и Трейси за уцелевший столик. — Мальчики, разберитесь. — Она кивает на существо.

Янто механически достаёт стаканчики и заварку, отмеряет, насыпает; двое мужчин в чёрном выходят из кафе и заворачивают за угол.

Когда чай готов, Янто молча относит его Ивонн Хартман и девочкам — та кивает; Магду слегка трясёт, и она едва не сшибает стакан, — и достаёт швабру, стараясь не смотреть на изломанное существо так близко к кухне. Он сметает соломинки, салфетки, осколки банки для чаевых и пластиковые крышечки, и голова будто набита ватой.

— Янто? Янто!

Выдернутый из полутранса, Янто дёргается, ожидая увидеть кого-то из девочек — но те уже у выхода, и Трейси неуверенно улыбается ему, прежде чем почти выбежать следом за Магдой. Ивонн Хартман смотрит на него, всё так же сидя за столиком.

— Да, мэм? — спрашивает Янто и садится напротив неё, повинуясь взмаху её руки.

— Вы могли убежать, — говорит она и, заметив удивлённый взгляд, поясняет: — Эта девочка, Магда, рассказала мне.

Янто рассматривает кромку стаканчика с чаем и свои руки.

— Вместо этого вы остались с коллегами и с первой попытки дезориентировали уивила.

— Кого?

— Мы их так называем. — Ивонн Хартман не поясняет, ни кто такие «мы», ни что это было за существо. — Это неважно, Янто. Важно то, что вы неплохо справились.

— Спасибо, — отвечает он, кажется, временно потеряв способность отвечать больше чем одним словом.

— Поэтому у вас есть выбор.

Настойчивость этих слов прорывается через туман в голове Янто. Он поднимает глаза на Ивонн Хартман, и та улыбается ему; Янто замечает уложенные волнами светлые волосы, глубокий вырез пиджака и макияж в нежных тонах и думает, как совсем недавно она с одного выстрела убила существо, которое чуть не порвало их всех.

— О, осмысленность во взгляде, — улыбается она. — Итак, Янто.

Она кладёт на стол блистер с маленькой белой таблеткой.

— Вариант первый: эта таблетка поможет вам забыть всё от прихода вашей коллеги и до того, как она подействует. Вариант второй: вы можете оставить эти воспоминания при себе, и мы с вами встретимся снова, когда вы будете готовы. Нам нужны такие, как вы.

— Кому «вам»?

Туман в голове Янто начинает проясняться.

— Торчвуду. Тем, кто борется с этим, — Ивонн кивает в сторону мёртвого существа, к которому уже подходят двое мужчин, приехавших с ней, — и исследует гораздо более необычные вещи. Вы ведь сразу поняли, что это не человек в странной маске.

Янто кивает.

— Подумайте, — мягко говорит она. — Это не обязательно решать прямо сейчас, вы устали и потрясены.

— Что выбрали Магда и Трейси? — спрашивает Янто.

— Им стёрли память, — спокойно отвечает она. — Это стандартная процедура для свидетелей.

Янто думает о Магде с занесённым стулом и о Трейси с затупившимся ножом для мяса, о том, как даже не подумал бежать и как всё это — перепуганные люди и кошмарные существа, возникающие из ниоткуда — должно быть обыденно для Ивонн Хартман, смотрящей на него с безмятежным ожиданием.

— Нет, — говорит Янто. — Я хочу это забыть.

На лице Ивонн Хартман мелькает разочарование настолько глубокое, что на мгновение Янто хочет передумать, но порыв быстро проходит. Она надламывает блистер и роняет таблетку в чай, к которому Янто так ещё и не прикоснулся; таблетка растворяется, не достигнув дна.

Глядя на Ивонн Хартман, он не может избавиться от ощущения, что где-то её видел.

— Выпейте чаю, Янто, — говорит она не без сочувствия.

За её спиной двое мужчин в чёрной форме застёгивают мешок для тела на существе, разгромившем кафе; сморщенное, отдалённо человеческое лицо, застывшее в оскале, скрывается под чёрной тканью.

Янто послушно глотает чай, горький, но обжигающе горячий. Ивонн Хартман смотрит на него, и в её взгляде — спокойная уверенность.

Ей можно верить, решает Янто, и знание так очевидно, будто было в нём уже давно. Она и её странная организация продолжат существовать, даже когда он забудет о них.

— Спасибо, — говорит он, теперь искренне.

— Возвращайтесь домой быстрее, — кивает ему Ивонн Хартман. — Завтра вы ничего не вспомните, а это, — она обводит рукой разрушенное кафе, — наша работа.

По дороге домой Янто едва не засыпает в метро за одну станцию от его. Уже почти у дома он попадает ключом в дверь с третьей попытки, прислонившись лбом к двери, спихивает кроссовки, наступая одной на пятку другой, и едва собирает последние силы, чтобы раздеться.

Он успевает подумать, что таблетки Ивонн Хартман — лучшее средство и от бессонницы, и от кошмаров, но кто такая Ивонн Хартман, уже не помнит.

***

Он лежит на незнакомой белой в точку подушке. Потолок с трещиной тоже незнаком.

Ах да. Он в Лондоне.

Янто всё ещё не может привыкнуть к переезду; к тому, что он один в квартире, за стеной не слышно музыки Рианнон, а ключ не повернётся в замке, впуская пьяного в треск отца. Отец, впрочем, узнав, что Янто едет в Лондон, хлопнул его по спине и сказал:

— Умного какого вырастил! Будешь принимать у себя?

Янто уже почти смирился с тем, что однажды отец появится на пороге и этой квартиры — но пока в ней тихо, а он один, и мысль непривычна и свежа, как воздух из приоткрытой форточки.

По дороге на работу он встречает соседку, девушку с выкрашенными в ярко-голубой волосами, чьего имени он не знает; она вытаскивает мешок к мусорным бакам, и из него вылетают, кружась, несколько открыток, которые она запихивает ногой под бак. Поравнявшись с ней, Янто замечает через открытый верх мешка больше открыток, какие-то рисунки и неожиданно строгую бежевую папку, на которой написано: «Джоэл...» — и Янто не успевает разглядеть, что дальше, потому что соседка с вызовом смотрит на него. Он отводит глаза и проходит мимо, прибавляя шаг.

Трейси приходит почти одновременно с ним, и первые часы у них даже нет времени поговорить — в основном, впрочем, занят Янто, варя утренний кофе всем, спешащим на работу. В потоке мелькает несколько знакомых лиц, из тех частых гостей, которые любят поболтать с бариста, если есть время, но и они не задерживаются.

Когда приходит Ивонн, Янто засыпает новую порцию зёрен в кофемашину.

— О, Янто, — раздаётся у него за спиной.

Вздрогнув, Янто оборачивается.

— Добрый день, Ивонн. — Он занимает руки упаковкой зёрен. — Что будете?

— Имбирный чай, пожалуйста, — говорит она, улыбаясь, и занимает столик у окна, самый дальний от тех немногих, что сейчас заняты.

— Трейс, имбирь? — Янто заглядывает на кухню.

Трейси в одном наушнике отвлечённо машет рукой в сторону имбиря, а потом поднимает взгляд на Янто и расплывается в улыбке.

— Что?

— Ивонн пришла? — хихикает Трейси. — Заметно.

— Очень смешно. — Янто возвращает уголки губ вниз, обрывочно надеясь, что всё это время у него был не самый дурацкий вид, и ретируется с кухни.

Когда чай готов, Янто ставит на поднос чайник и чашку и, отряхнув с рукавов невидимые соринки, идëт к столику, за которым сидит Ивонн. Её уложенные светлые волосы спускаются на плечи чëрного пиджака и под светом из окна отливают медовым.

— Спасибо, Янто, — улыбается Ивонн, когда он ставит перед ней чай и наливает первую чашку.

Ивонн стала заходить к ним около двух недель назад, и Янто до сих пор не знает, что она забыла в кафе, верх кухни которого — фастфуд из полуфабрикатов и кофе в полипропиленовых стаканчиках; не ради него же она сюда приходит, в конце концов. На вид ей около сорока, и она явно принадлежит к тому типу успешных женщин, который Янто никогда не видел вблизи, строгих, цепких и холодных, обманчиво улыбающихся на фото, — но когда Ивонн вскидывает голову с дежурной улыбкой, а потом замечает Янто, еë глаза теплеют, а улыбка становится настоящей.

Янто начинает подозревать, что слишком часто думает о женщине раза в два старше него.

Он возвращается за стойку, и Трейси, выглянув, хихикает.

— Она смотрела на тебя, когда ты шëл, — заговорщически шепчет она.

Ивонн пьëт чай, отвлечëнно глядя за окно, и выглядит так, будто вокруг неë — не забегаловка в переулке, а гостиная Еë Величества.

— Иди ты, — негромко отвечает Янто, чувствуя, как краснеет лицо.

— Ну блин, — говорит Трейси. — Сколько раз уже можно было даже просто написать свой номер на салфетке.

— Пошло.

— Зато действенно. Откуда ты знаешь, вдруг симпатичный молодой бариста ей и нужен.

— Этот аргумент, — говорит Янто, — подозрительно похож на сарказм.

Краем глаза Янто видит, как Ивонн слегка взмахивает рукой. Она, разумеется, знает, что их забегаловка — не из тех, где к гостям ходят официанты, просто еë это ни капли не волнует. Не то чтобы Янто был против.

— Спасибо, Янто, — как обычно говорит Ивонн, передавая деньги за чай, и движением ладони останавливает попытку Янто отдать сдачу. — Во сколько вы освобождаетесь?

— Эм, — глубокомысленно отвечает Янто, только через пару секунд понимая, что его воображение не пытается выдать желаемое за действительное. — В три?..

— Отлично. Как вы смотрите на то, что я зайду за вами, когда вы освободитесь?

Ивонн смотрит на него как-то особенно, выжидающе и с симпатией, как будто подманивает его на протянутую руку с красивыми пальцами и тонким чëрным кольцом на указательном.

— Да, — говорит Янто, сглотнув. — Хорошо.

Она победно улыбается и встаëт, вдруг оказываясь почти вплотную к нему, и хотя она ниже, он едва подавляет порыв отступить: присутствие Ивонн так близко теперь, когда что-то между ними неуловимо сместилось, пугает, как скрытое под гладкой поверхностью воды течение, способное закружить, швырнуть и ударить о камни.

Ивонн легко касается его плеча и направляется к выходу:

— До встречи, Янто.

Янто ошеломлëнно кивает.

— О-хре-неть, — тянет Трейси, встречая его за стойкой.

— Ага.

— А я говорила, — тут же оживляется она. — Итак, что ты готов сделать, чтобы я не рассказала Магде?

Янто тычет еë рожком в бок.

— Ты всë равно расскажешь.

— Да. Но я ведь могу и приукрасить.

От второго замаха рожком Трейси спасается за перегородкой.

Янто смотрит на немногих посетителей, которые, кажется, не заметили ничего. Кафе ровно такое же, как и прежде: тот же полумрак, та же кофемашина, знакомые стаканчики, крышки и соломинки, — и он с трудом понимает, что для остальных ничего не изменилось; координаты мира сместились только для него, едва заметно, но безвозвратно.

Может быть, ещë и для Ивонн.

Он действительно не знает, зачем ей это. Возможно, ей просто скучно. Возможно, она привыкла получать желаемое, и Янто — не исключение. Возможно, в конце концов, у неë кризис среднего возраста (скорей он случится у тебя, отвечает ему внутренний голос, и Янто согласен).

Он думает о тëплом, почти нежном ожидании в еë глазах и решает, что то, как Ивонн Хартман иногда глядит на него, стоит любого из этих вариантов.

***

Янто расставляет по цветам соломинки в стакане. За последний час в кафе почти никто не появлялся: во второй половине дня Янто всегда кажется, что их переулок оторван от остального мира, настолько там тихо и лениво, и летнее тепло только усиливает ощущение. Как в смоле. Или в дне сурка.

Дверь хлопает, и Янто не поднимает головы, думая, что пришла Магда, но никто не проносится широкими шагами к стойке, и тогда он смотрит — и в полутени у входа стоит Ивонн.

На долю секунды Янто накрывает паническим страхом, но он одёргивает себя, удивляясь силе реакции: в конце концов, это всего лишь свидание, пусть и долгожданное.

— Привет, — говорит он, толком не зная, что сказать.

Ивонн подходит к нему и опирается локтём на стойку:

— Ну как, ты готов?

Янто заглядывает на кухню:

— Где там Магда?

— Сейчас будет. — Трейси отрывается от блокнота, в котором что-то рисует, и машет рукой. — Иди, я прикрою, если что.

Янто благодарно смотрит на неё и возвращается к Ивонн, на ходу снимая передник.

Как впоследствии оказывается, с Ивонн легко.

Они вместе просто уходят вглубь города, и Янто не всегда узнаëт места, а иногда и вовсе не задумывается, куда они идут: они говорят легко, обо всëм и ни о чëм, как старые друзья, которые случайно встретились, и как будто и не было никакого перерыва, — и разрыв в возрасте, о котором Янто так часто думал один в спокойствии кафе, исчезает, когда Ивонн смеëтся. Она расспрашивает Янто с искренним интересом, а говоря о себе, почти не упоминает о работе, и хотя слово «засекречено» не звучит ни разу, Янто не трогает эту тему — вероятно, еë работа предполагает договор о неразглашении, решает он.

Ближе к вечеру, после запутанного маршрута по городу и ужина в небольшом кафе, чем-то похожим на то, в котором работает Янто, но явно выше уровнем, Ивонн со смехом в глазах предлагает проводить его до дома, и так они оказываются в его сером уже привычном дворе. Первый раз Янто замечает, насколько привычный закоулок лучше вечером; просто в свете фонарей хуже видно, реалистично замечает его внутренний голос, но ему кажется, что дело ещë и в Ивонн.

— Это был прекрасный вечер. — Ивонн стоит очень близко к нему, и Янто чувствует запах её духов, сдержанный и тёплый, и неожиданно привычный. — Спасибо.

Ладонь Ивонн вдруг касается его щеки, и к волосам на виске едва ощутимо прикасаются кончики пальцев.

— Спасибо, — эхом отвечает Янто. — Мне тоже очень понравилось.

Глядя Ивонн в глаза, он боится шевельнуться, сказать или сделать что-то, что разъединит их, развеет то почти осязаемое доверие, которое он чувствует к ней.

— Поцелуй меня, Янто, — мягко командует Ивонн.

И Янто слушается.

Он гладит пальцами затылок Ивонн, там, где суховатые колкие волосы переходят в мягкие, тонкие и короткие, чувствует тепло через гладкую ткань пиджака; глаза Ивонн закрыты, и Янто может разглядеть текстуру её теней, и каждую мелкую морщинку у глаз, и случайную ресницу на щеке.

Ему так легко.

Он отрывается от губ Ивонн и спрашивает, почти смеясь:

— На какой щеке у тебя ресничка?

Ивонн удивлённо смотрит на него, а потом смеётся тоже:

— На левой.

— Да. — Янто снимает её пальцем и протягивает Ивонн. — Загадай желание.

— Хочу, чтобы ты меня трахнул, — говорит Ивонн и сдувает ресничку.

— В таком случае, — отвечает Янто, — не буду заставлять тебя ждать.

Он обнимает её, набирая код от двери, целует в тёмном обшарпанном лифте, и когда Ивонн Хартман переступает порог его квартиры, всё это становится неожиданно реальным, как будто миру настроили сбившийся фокус.

А потом Янто теряется.

— Ну, — говорит он неловко, — можешь принять душ, если хочешь. Я принесу халат. Спальня там, я… эээ.. поменяю бельё.

В глазах Ивонн мелькает смех, но, к чести своей, она сохраняет серьёзное лицо.

— Не беспокойся так, — говорит она, касаясь его плеча.

Когда она с банным халатом исчезает в ванной, Янто вытряхивает из шкафа постельное бельё и перестилает кровать, чувствуя себя как-то по-дурацки из-за того, что волнуется больше Ивонн и что инициативу всегда берëт она. С другой стороны, может быть, это ей и нужно: Янто мысленно рисует рядом с Ивонн типичного мачо, голубоглазого, загорелого и громкого, с ямочкой на подбородке и широкой американской улыбкой, и фыркает. Она бы сбросила его с крыши.

Шум воды стихает, и спустя пару минут Ивонн появляется на пороге спальни в его синем банном халате, рядом с которым еë кожа кажется бледнее.

Янто представляет себе голубоглазого мачо с американской улыбкой, расправляет плечи и уверенно говорит:

— Я, пожалуй, тоже приму душ.

И сбегает.

Тëплая вода немного успокаивает его; душ заполнен паром и травяным запахом его шампуня, и Янто решает не заставлять Ивонн ждать. Его член поддерживает идею.

Он быстро вытирается и растирает голову, чтобы с неë хотя бы не капало. Наверное, странно смущаться, если совсем скоро Ивонн в любом случае увидит его без одежды, но он всё равно повязывает на бёдрах полотенце и, безуспешно попытавшись пригладить волосы, идёт в спальню.

И замирает на пороге.

Ивонн полулежит посреди кровати без капли ложного смущения, в отличие от Янто, и лениво водит пальцами по низу живота, задевая треугольник коротких тёмных волос.

— Иди сюда, — говорит она, улыбаясь, и Янто на секунду ошеломлён открытостью Ивонн, обнажённой, без макияжа, с ещё влажными волосами, и эта открытость отзывается в нём, как будто они знакомы намного дольше и давно привыкли друг к другу.

Развязав полотенце, Янто опускается рядом с ней и целует снова, и она взъерошивает его и так торчащие после душа волосы.

— Не тяжело? — спрашивает он.

Ивонн качает головой и облизывает губы. Её ногти слегка царапают Янто, она подталкивает его вниз, и Янто сразу же подчиняется, вдыхает еë запах, смешанный с запахом его геля для душа. Он раскрывает еë губы пальцами и лижет блестящую тëмно-розовую кожу, привыкая ко вкусу Ивонн на языке; края еë губ темнее, и когда он задевает ту, что выступает сильнее, Ивонн вздрагивает.

— Ещë, Янто! — требует она, и когда еë рука сжимается у него на затылке, Янто прижимается к ней лицом.

Ивонн оказывается негромкой, но требовательной; она тихо стонет, шипит, тянет Янто за волосы и сжимает бëдрами, и иногда направляет — «здесь и сильнее!» — и у Янто устали пальцы и челюсть, а лицо в слюне и смазке, но мокрые звуки вместе с запахом Ивонн, еë дрожью и стонами заводят так, что он трëтся членом о кровать.

— Подожди. — Дыхание Ивонн сбито; она шлëпает его пяткой, и Янто усилием воли заставляет себя лежать смирно. — Тебе понравится, обещаю.

Янто фыркает, не поднимая головы, и она почти всхлипывает. Еë бëдра вспотели и пытаются сжаться, и Янто с трудом держит еë раскрытой — в голове проскальзывает мысль, что для работающей в офисе у Ивонн отличные мышцы, — а потом он накрывает губами еë клитор и сосëт, и Ивонн застывает, выгибаясь и цепляясь за его волосы. Янто продолжает сосать, слабее и осторожнее, пока она опускается обратно на кровать, медленно дыша, гладит еë дрожащие бëдра и целует низ живота над тëмными короткими волосами, когда она отталкивает его.

У неë красные губы, розовое лицо и пятна румянца на шее. Она мягко смотрит на Янто потемневшими глазами и улыбается:

— Сейчас займëмся тобой.

Свесившись с кровати, она подтягивает свою сумочку и достаëт оттуда какой-то обтекаемый чëрный предмет. От прикосновения на нëм загораются синие огоньки.

— Что это? — спрашивает Янто.

— Игрушка. — Ивонн слегка толкает его, заставляя лечь, проводит рукой по яйцам, сжимает член, и Янто ахает.

Она прижимает игрушку за яйцами Янто, и от прикосновения обжигающе-холодного металла Янто невольно сжимается — но игрушка мгновенно теплеет и не падает, когда Ивонн убирает руку.

Ивонн смотрит на него с интересом экспериментатора, и на секунду Янто чувствует себя полностью беззащитным, но игрушка вдруг начинает что-то делать. Янто не может описать, что именно, — она как будто пульсирует, оставаясь полностью неподвижной, и первый же всплеск пробивает его удовольствием до лопаток так, что Янто едва не вскрикивает. Всë его тело будто становится жидким и невесомым, по нему расходятся волны от игрушки, в какой-то момент его рот открывается сам по себе, и Янто перестаëт осознавать, кричит или стонет, перестаëт осознавать вообще всë, кроме того, как Ивонн гладит его лицо, плечи, грудь, живот, но не касается члена, — и когда Янто кончает, то даже не сразу понимает это, видя в расплывчатом мире только лицо Ивонн, свои раскинутые ноги и член, из которого вылетает сперма. Игрушка падает на кровать, но Янто едва замечает это, хватая ртом воздух.

Ивонн задумчиво собирает пальцами капли на его животе — Янто, всë ещë слишком чувствительный, содрогается всем телом, — и протягивает руку ко рту Янто. Он облизывает еë пальцы плавая в каком-то полутëмном уютном туманном мире, и всë сильнее хочет спать.

— Умница, Янто, — ласково говорит Ивонн, склоняясь над ним и целуя.

В полусне Янто чувствует, как она поглаживает его волосы, — наверняка вытирая о них руку — и это его последняя мысль на сегодня.

Ещë несколько минут он расслабленно смотрит из-под полуприкрытых век, как Ивонн ложится рядом с ним и что-то набирает на своëм телефоне, а потом отключается.

***

Когда он просыпается, на часах уже полдень, и он искренне рад тому, что сегодня работает вечером. Ивонн нигде нет, но на столике рядом с часами лежит записка наклонным убористым почерком:

«Ушла на работу, не захотела тебя будить. Как насчëт ещë одной ночи?
Ивонн».

Чуть ниже — номер, который Янто забивает в телефон.

Он перекатывается на живот и принюхивается к подушке, пытаясь уловить запах Ивонн, но, конечно, чувствует только свой шампунь. Всё тело приятно расслаблено; какое-то время Янто просто лежит, закинув руки за голову и разглядывая трещину на потолке, и ему впервые нравится эта квартира.

Приняв душ, Янто устраивается на потрёпанном, но удобном диване и от нечего делать включает телевизор.

— ...произошло нападение в мясном отделе супермаркета «Асда», — говорит девушка-диктор. — Неизвестный в маскарадном костюме напал на двух покупателей и ранил их, а также пришедшего на помощь охранника супермаркета. Эшли Хауэлл и Бен и Кейт Говард находятся в больнице, их здоровью ничего не угрожает, но сейчас они недоступны для посещения. Неизвестный преступник был нейтрализован группой быстрого реагирования, комментария от которой также добиться не удалось.

На экране появляется разрушенный отдел: стекло холодильников разбито, и мясо разбросано по блестящему, в бледно-красных разводах плиточному полу. Янто сглатывает; оперативники — мужчина и женщина в чёрной военной форме — застёгивают мешок для тела на ком-то в серой одежде.

— Без комментариев, — отрезает оперативница, подхватывая мешок за край.

Её напарник берёт второй край и выпрямляется, и Янто понимает, что где-то его видел. Он вглядывается в русые волосы, светлые глаза, совершенно обычное лицо мягких очертаний — неприметная и распространённая внешность. Возможно, в кафе был похожий гость.

Камера переходит на взволнованного репортёра на фоне отдела, огороженного лентой.

— Мы будем держать вас в курсе, — говорит он, но Янто почти не слышит его.

Слева за спиной репортёра на светлой плитке блестит тёмно-красная, почти чёрная лужа, и Янто вдруг видит вместо мяса и разводов — раскиданные одноразовые стаканчики, трубочки и салфетки, перевёрнутые стулья и тело в сером комбинезоне.

Он встряхивает головой: просто плитка очень похожа на ту, что у них в кафе, — но картинка всё ещё стоит перед глазами как настоящая.

— Теперь о погоде. — Диктор снова появляется на экране, и Янто выключает телевизор.

Он сидит в тишине, и в голове плавают обрывки образов; человек в сером костюме, соломинки, кровь на плитке, мешок для тела и непримечательный оперативник, лицо которого Янто не смог бы внятно описать уже сейчас.

Квартира становится пустой и тесной, и Янто вдруг не знает, куда себя деть.

Он набрасывает куртку и без особой цели уходит убивать время до работы.

***

— Не знаешь, нашего грабителя так и не нашли?

Магда мотает головой:

— Фиг знает. Но Ронда бы нам сказала, наверное, если бы нашли.

Она отводит взгляд, и Янто чувствует укол совести за то, что напомнил ей: когда их кафе ограбили пару с лишним недель назад — денег в кассе было немного, и грабитель, то ли пытаясь найти больше, то ли просто так, перевернул всё вверх дном — у Магды была вторая смена, и хотя она была уверена, что не видела ничего необычного и заперла дверь, она не могла вспомнить ничего конкретного.

«Как будто я не запомнила никого из гостей, — шёпотом сказала она Янто и Трейси, когда полиция и Ронда уехали. — И я помню, что запирала дверь, но я помню это точно так же, как позавчера. Это как дебильный день сурка».

Ронда, хозяйка кафе, не винила никого из них; её вообще было сложно разозлить или расстроить, но Магда всё равно чувствовала себя неуютно.

Она одевается молча, и Янто хочет что-нибудь сказать ей, но что? Что, может быть, их грабитель был в сером костюме, и его убила группа быстрого реагирования? Но, если подумать, почти-воспоминания в его голове — скорей всего, просто слишком сильное впечатление от случайно увиденной новости, ассоциация со знакомыми образами: в конце концов, именно Магда увидела кафе наутро после ограбления, и разбросанные стаканы и трубочки — не более чем плод воображения Янто, потому что когда он пришёл, всё уже было убрано.

Варя первую порцию кофе за смену, Янто думает, существует ли отдельный вид дежавю для того, чего никогда не происходило; галлюцинации, не без ехидства отвечает внутренний голос, но Янто тут же отметает эту мысль: он не употребляет ничего тяжелее пива, и до отца, живущего в выдуманном алкогольном мирке, ему невероятно далеко.

Он вдруг очень хочет оказаться рядом с Ивонн, с исходящей от неё уверенностью и спокойствием, и на всякий случай высматривает её среди гостей, но наступает вечер, и её всё нет.

— Трейс, — зовёт он, заглянув на кухню спустя час без единого человека.

— Мм?

— Видела в новостях про «Асду»? — Он кивает на маленький настенный телевизор, по которому они смотрят сериалы, когда нечего делать.

Трейси кивает:

— Ага. — Она передёргивается. — Чёрт, у меня там мама в молочном работает, он совсем недалеко. Она звонила, говорит, что в порядке, но блин.

— Вдруг он не один? — Янто сжимает руки за спиной. — Мне кажется, кто-то такой мог ограбить и нас, та «Асда» не так и далеко отсюда.

— Фигня, — сразу говорит Трейси. — Наш вскрыл дверь и стырил кассу. Этот вбежал в магазин, раскидал мясо и кинулся на людей. Он же просто псих. Может, сбежал откуда-то, он вроде в чём-то типа униформы был.

Янто пожимает плечами:

— Ну да, ты права.

До конца смены он успевает раз пять достать телефон, собираясь написать Ивонн, и отложить обратно.

Когда им с Трейси наконец пора уходить, он так и не решается.

— Закроешь сам?

— Ага. До завтра.

Когда Трейси пропадает за поворотом, Янто собирается выключить свет и запереть дверь — но взгляд замирает на углу возле барной стойки. Он снова представляет там тело в сером комбинезоне, будто сползшее по перегородке между кухней и остальным кафе, и от мысли его бросает в холодный пот, как будто воображаемый труп сейчас оживёт и воплотится в реальность.

Не задумываясь, что делает, он садится на корточки в тот угол и сгибается к полу, разглядывая швы между плитками: если где-то и должна была остаться кровь, то там.

Швы, впрочем, обычные грязно-белые, и как Янто ни старается заметить там красноватый оттенок, у него не выходит. Плохо понимая, зачем делает это, он выцепляет пластиковую палочку для перемешивания из стакана на барной стойке, загоняет её концом под слегка отстающий плинтус у перегородки и, повозив там, извлекает обратно.

Палочка испачкана пылью — и бурыми хлопьями, опадающими на пол.

Забыв про брезгливость, Янто снимает бурое вещество пальцами, растирает и нюхает.

Он почти уверен, что это кровь. Это, впрочем, ничего не доказывает: неизвестно, сколько времени она там была, и почему, и как много.

Янто с сомнением глядит на плинтус. Отрывать его — всё-таки слишком. К тому же он не сможет приделать его обратно.

Вздохнув, он берёт вторую палочку и снова запускает её в щель.

Спустя несколько минут всё, что имеет Янто, — сломанная палочка, ещё чуть-чуть засохшей крови и немного пыли.

Чувствуя, что начинает немного сходить с ума, он огибает перегородку, находит там щель под плинтусом и возит обломком палочки.

Палочка выгребает наружу пыль, волосы, какой-то песок, мелкий мусор и засохший клочок чего-то, кажется, картошки — Янто решает не проверять.

Итак, под плинтусом чистили.

Янто убирает пол, чувствуя себя неуютно в пустом освещённом кафе; он оглядывается на окна, но света единственного фонаря в переулке не хватает, и он видит только отражение.

Он не понимает, как сочетаются следы крови под плинтусом и его не-воспоминания с тем, что он не мог видеть самого ограбления, а Магда и Трейси бы точно заметили труп в луже крови. И если кого-то убили или ранили ночью ограбления, откуда об этом знает Янто? Возможно, кровь и попытки её отчистить не связаны с ограблением — но, опять же, почему Янто знал, где искать?

Нужно идти в полицию, но что он там скажет? «Я случайно ковырялся под плинтусами?» «Мне было видение?» Поневоле он фыркает:

— Нострадамус из меня ещё тот, — говорит он в пустоту.

Его бледное растрёпанное отражение в окне с ним согласно.

***

Ивонн не появляется ни на следующий день, ни на следующий за ним, когда Янто работает с утра.

Янто смотрит на часы, которые отмеряют последние пять минут до конца смены и прихода Магды, и мысленно уговаривает стрелку двигаться быстрее, когда дверь хлопает.

Отлично. Меньше чем за пять минут до свободы.

Янто со вздохом поднимает голову — и видит Ивонн.

— Решила захватить кофе. — Она облокачивается на стойку, улыбаясь одними глазами. — И бариста.

Спокойствие и облегчение растекаются внутри Янто. Он отворачивается приготовить латте и чувствует спиной взгляд Ивонн. Кофе пахнет одуряюще, в кафе светло и пусто, и он ловит себя на необычном чувстве безопасности в присутствии Ивонн, как будто она — не полузнакомая женщина, которую он знает две недели, а давняя подруга. Ты совсем влип, Янто Джонс, думает он, и эта совершенно не новая мысль приятно пугает.

— Твой кофе, — говорит он, ставя перед ней стаканчик, наклоняется и целует еë в щëку. — И твой бариста.

От двери раздаëтся хихиканье, и, вскинув голову, Янто видит Магду.

— Здравствуйте, Ивонн. — Она сдерживает смех, проходя к стойке. — Он ваш с потрохами, забирайте.

— Я знаю, дорогая. Но спасибо, — удовлетворëнно хмыкает Ивонн.

Янто отдаëт Магде передник и, внутренне веселясь, смотрит, как Ивонн вытряхивает в кофе пол-сахарницы и посыпает корицей. Время от времени он играет сам с собой, пытаясь угадать вкусы гостей кафе до того, как они сделают заказ, и когда Ивонн первый раз пришла к ним, он был уверен: чëрный чай или эспрессо, никакого сахара, — и двойной латте, в который она, как сейчас, всыпала пол-сахарницы, был для него сюрпризом.

Иногда — по взглядам Ивонн, по тому, как легко она расслабляется в его присутствии, — ему кажется, что Ивонн знает его гораздо лучше, чем он еë. Может, у неë получается угадывать.

Янто берëт Ивонн под руку, и они вместе выходят из кафе. Кажется, после нескольких дней неплохого прохладного лета Лондон вспоминает, что он Лондон: непроницаемое тëмно-серое небо выглядит зловеще, и первый же порыв холодного ветра продувает куртку Янто насквозь. Ивонн ëжится в своëм пиджаке и платье, и Янто вдруг предлагает:

— Может, отправимся ко мне?

Ивонн с интересом смотрит на него:

— Сразу к делу, Янто? Мне нравится этот подход.

— Нет, не в этом смысле! — Даже на холоде Янто чувствует, как вспыхивает его лицо. — Мы могли бы посмотреть что-нибудь. Вместе. Заказать доставку.

Чем дольше он говорит, тем меньше это сочетается с Ивонн, и он снова открывает рот, чтобы предложить просто забыть эту дурацкую идею, но Ивонн вдруг говорит, необычно мягко:

— Я никогда этого не делала. Пойдëм?

Что-то вдруг капает на нос Янто.

— Вот чëрт, — успевает сказать он.

И разражается ливень.

Янто сдëргивает куртку и раскрывает над Ивонн, прижимая еë к себе, и Ивонн вдруг смеëтся, поторапливая Янто, и Янто смеëтся в ответ, пока они неловко торопятся к его дому совсем недалеко отсюда.

Когда они оказываются в квартире Янто, Ивонн с лëгким отвращением на лице сбрасывает мокрые туфли, оглядывает себя, снимает пиджак и, видимо, решает, что в целом не пострадала.

— Высохнут до утра, — утешает еë Янто; его волосы прилипли к голове, а в ботинках противно хлюпает.

Он вылезает из ботинок, вешает мокрую куртку и, почему-то стесняясь снимать носки при Ивонн, осторожно идëт в ванную.

— Проходи, — говорит он, скрываясь в ванной. — Сейчас принесу полотенце и найду сухую одежду.

Вытерев волосы и прихватив второе полотенце для Ивонн, он быстро переодевается в домашние штаны и майку и после некоторых раздумий находит длинную фланелевую рубашку.

— Она тëплая. — Он находит Ивонн в гостиной на диване и протягивает ей рубашку. — Если нужно, могу найти какие-нибудь брюки.

— Спасибо, — благосклонно кивает Ивонн. — Рубашка подойдëт.

— Как насчëт Джеймса Бонда? — Янто неопределëнно машет рукой на стойку с фильмами — самое любимое, что он забрал, уезжая из Кардиффа.

Ивонн улыбается, будто какой-то неизвестной ему шутке:

— Он тоже подойдëт.

Пока она переодевается, Янто успевает выбрать фильм — «Живи и дай умереть» — и позвонить в доставку пиццы — Ивонн отвечает, что у неë нет предпочтений, — и когда она возвращается, Янто понимает, что совершенно не готов к тому, как на ней выглядит его рубашка. Она заканчивается чуть выше колена, легко заменяя Ивонн платье, и рукава подвëрнуты до локтя; так Ивонн выглядит неожиданно уютной, и когда она располагается в углу его дивана, подсовывая ступни под бедро Янто, он вдруг чувствует себя дома.

Они смотрят фильм в уютной тишине, и на втором часу, когда пицца уже получена и съедена, а от приключений Бонда прошла половина, Ивонн устраивает ноги у него на коленях, и Янто начинает растирать их, сжимая не слишком сильно, но крепко, чтобы не щекотать. Под мягкой кожей проступают вены, и, вспомнив о туфлях Ивонн, каблуками которых можно убивать, Янто надеется, что массаж сделает ей хоть немного лучше, хотя, строго говоря, он разминает еë ноги просто по наитию, первый раз в жизни делая массаж и не зная никакой техники. Это, впрочем, работает, судя по тому, как Ивонн расслаблено полулежит с прикрытыми глазами, откинувшись на диванную подушку и не уделяя особого внимания Бонду.

Закончив со ступнями, Янто переходит выше, массируя икры, под которыми чувствуются мышцы; ноги Ивонн слегка шершавые от чëрных точек сбритых волос, и Янто развлекается разницей ощущений, водя по коже вверх-вниз — по ногам Ивонн пробегают мурашки, и она издаëт негромкий полустон-полувыдох, от которого член Янто тут же шевелится.

Ивонн вдруг накрывает его пах ступнëй, слегка сжимая, и Янто замирает.

— Продолжай, Янто, — говорит она, и он автоматически продолжает, глядя на ступню с аккуратными тëмно-розовыми ногтями, которая гладит его член через домашние брюки.

Когда Янто добирается до колен, Ивонн чуть раздвигает их, и край рубашки на ней съезжает ближе к бëдрам, а член Янто напрягается, и только после одобрительного «мм-хм» Ивонн Янто понимает, что безотчëтно толкает член в еë ступню. Он выдыхает, осторожно проводя под коленями, и заставляет себя остановиться:

— Подожди… одну минуту.

— Зачем? — изображает удивление Ивонн. — Я хочу посмотреть. Давай же, Янто, двигайся.

Она снова трëт член Янто, задевая головку, и Янто закрывает глаза, чтобы хоть как-то избежать смущения, когда толкается навстречу еë ступне, выдыхая сквозь зубы, и Ивонн перестаëт шевелиться, просто нажимая, и Янто трëтся об неë, как подросток, забыв обо всëм, кроме разрядки.

— Давай, Янто, — слышит он, — давай же, для меня.

И, вжавшись в ступню Ивонн, Янто кончает, чувствуя, как пульсирует член и в трусах становится мокро.

Он открывает глаза и опускается на диван, расслабляясь.

— Молодец, — глубоко и тепло говорит Ивонн, и он поворачивает голову.

Щëки и губы Ивонн покраснели, а глаза блестят; он наклоняется и целует еë колени, медленно накрывает их руками и ведëт выше, продолжая растирать, и когда он натыкается на край рубашки, Ивонн, улыбнувшись, разводит ноги, насколько позволяет неширокий диван. Наощупь, не поднимая рубашку, Янто массирует кончиками пальцев бëдра Ивонн, иногда задевая трусы, и наконец, когда по животу Ивонн проходит дрожь, прижимает ладонь между ног.

Он целует Ивонн, продолжая ласкать через мокрую ткань, и наугад трëт пальцем там, где должна быть более чувствительная складка. Ивонн закрывает глаза и стонет в поцелуй, еë грудь касается груди Янто, и под мягкой фланелью он чувствует жëсткие рëбра лифчика.

— Тебе же неудобно, — говорит он, осторожно очерчивая один из полукругов, и Ивонн смотрит на него вопросительно, фыркает и заводит руки за спину, находя застëжку через ткань.

Янто заводит руки дальше под рубашку, почти накрывая Ивонн собой, отводит расстëгнутый лифчик и обхватывает грудь ладонями; Ивонн в его руках, в его рубашке, с растрëпанной укладкой и съеденной вместе с пиццей помадой так непохожа на дневную Ивонн, но каким-то образом она одна и та же, и Янто накрывает нежностью к этой странной женщине, которая пьëт его кофе в забегаловке, куда такие, как она, не заходят принципиально, улыбается ему и хочет его, и ест пиццу в его квартире, положив ноги ему на колени. Он целует еë шею, спускается к ямке ключиц, пытаясь выразить всë, что куда сложнее сказать, и Ивонн, тяжело дыша, шевелится под ним, подтягивая с пола сумку.

— Я хочу тебя, — просто говорит она, протягивая ему маленькую блестящую упаковку.

Подрагивающими руками Янто сталкивает брюки вниз и раскатывает презерватив по снова вставшему члену. Он снимает с Ивонн намокшие трусы и медленно направляет член в неë, поглаживая пальцами скользкую кожу.

Осторожно опустившись обратно на неë, он гладит еë грудь сквозь рубашку.

— Тебе не больно?

— Нет, — с необидным смешком отвечает Ивонн, касаясь его лица. — Шевелись, Янто.

И он движется, сначала едва-едва, привыкая к ней, потом быстрее, но всë равно размеренно, и когда он целует нежную кожу за ухом, дыхание Ивонн сбивается. Руки устают, и Янто садится, притягивает Ивонн с собой за бëдра, выскальзывая и неловко входя снова — она обхватывает его шею, сидя у него на коленях, и так они ещë ближе, и он наконец-то может прижать еë к себе, запустить руку под рубашку и накрыть пальцами клитор. Поцелуи Ивонн всë ещë с привкусом пиццы — как, впрочем, и его — и теперь она коротко выдыхает, сжимаясь на его члене.

Всего этого слишком много для Янто. Он вжимается в Ивонн и кончает с длинным стоном, чувствуя, как она откидывает его голову и целует в горло.

Он приходит в себя — Ивонн едва заметно и, похоже, безотчëтно трëтся о его замершие пальцы — и, опустив еë на диван, ныряет лицом между еë ног.

— Знаешь, — говорит Ивонн, отдышавшись от оргазма, — мне бы не помешало что-то такое на работе. Важные переговоры, и ты расслабляешь меня под столом.

Она задумчиво стирает со щеки Янто свою смазку и пробует на вкус.

— Я бы согласился, — бездумно отвечает Янто, лëжа головой на еë бедре.

Ивонн улыбается краем губ:

— Моя работа сложнее, чем ты думаешь.

Янто не отвечает ничего. Ивонн не распространяется о своей работе, и он, видя нежелание, не подталкивает её; всё, что он знает, — что Ивонн работает на руководящей должности, но это он знал едва ли не с того момента, когда она впервые вошла в их кафе.

Фильм давно закончился, и, лениво дотянувшись до пульта, Янто выключает телевизор и возвращается на взмокшее бедро Ивонн, пахнущее смазкой, теплом и лёгким запахом кондиционера от рубашки. Ивонн бесцельно перебирает его волосы, чешет его кончиками ногтей за ухом, и Янто неожиданно нравится.

— Всегда хотела завести кота? — спрашивает он, ехидно выглядывая на неё.

— Тебе же нравится, — фыркает она, и здесь Янто нечем крыть.

В конце концов они решают пойти спать рано; Янто обнимает разомлевшую Ивонн, когда они идут в душ, и в постели она притягивает его к себе.

Ночью он просыпается от того, что плечо под его головой резко поднимается, а кровать шевелится.

— Да, — раздражённо говорит Ивонн, пока он сонно моргает, — ждите меня, уже еду.

Она откладывает телефон и садится.

— Ты куда? — бормочет Янто.

— Работа, — бросает Ивонн и добавляет уже мягче: — Спи.

— Тебе что-нибудь нужно? — на автомате спрашивает он.

— Ассистент-не-идиот. — Она подхватывает сумку и быстро уходит из спальни, и Янто слышит, как она одевается, а потом щелчок, с которым закрывается замок на входе.

Янто широко зевает и отключается снова.

***

Днём Янто думает, что же случилось у Ивонн на работе, если она сорвалась туда среди ночи. Она пока не появлялась в кафе, но это и неудивительно.

Трейси за перегородкой пытается посмотреть телевизор, убавив звук, но, судя по скорости переключения каналов, не находит ничего даже отдалённо интересного.

— ...взрыв в «Грейс Антикс», Дэвис-стрит, Мэйфер.

Трейси присвистывает.

Янто бросает взгляд на гостей — вроде бы никому он срочно не нужен — и заглядывает за перегородку.

На экране телевизора — дом в руинах; приглядевшись, Янто понимает, что у некогда красивого кирпично-красного здания снесён весь торец.

— Предположительно взрывчатое вещество поступило в одном из объектов на продажу, — говорит диктор. — Все находившиеся в магазине погибли. Полиция не даёт комментариев.

На экране появляется испуганное лицо какого-то совсем молодого полицейского возле жёлтой ленты, который повторяет:

— Дело передано вышестоящим. Без комментариев.

Камера приближает вид за спиной полицейского: двое мужчин в чёрной военной форме закрывают в металлический чемоданчик какой-то обгорелый кусок.

Дежавю врезается в Янто с размаха.

— Я где-то их видел, — выпаливает он, прежде чем успевает подумать.

Трейси фыркает:

— Ещё бы. Это спецгруппа или типа того. Какой-то отдельный отряд полиции, наверное. Все знают, что если они появляются, то комментариев прессе не будет, но всё равно пытаются. В «Асде» недавно тоже они были.

— А. Да. — Янто помнит про «Асду», но уверен, что не думал о ней, когда откуда-то вспомнил эту картинку; впрочем, Трейси права: если эти оперативники часто где-нибудь мелькают, он легко мог запомнить и не заметить.

Вернувшись за стойку и готовя очередной кофе, Янто снова представляет тело в сером комбинезоне на полу кафе, разбросанные салфетки и перевёрнутые стулья; над телом наклоняются двое в чёрной форме — и Янто вдруг видит лицо, сморщенное, с обнажёнными жёлтыми зубами, едва ли похожее на человеческое, и легко представляет рык этого существа в пустом кафе.

— Янто, картошка с соусом!

Вздрогнув, он оборачивается на кухню — и на долю секунды видит побелевшую Магду с занесённым вверх стулом и испуганную Трейси за её спиной. Он моргает, и совершенно обычная Трейси щёлкает пальцами у него перед носом.

— А. Да. — Он берёт у неё лоток с жареной картошкой и несёт за столик к заказавшей девушке; та кивает, не отрываясь от тетради, в которую что-то пишет, и Янто осторожно пристраивает лоток на свободный пятачок стола.

Возвращаясь за стойку, он проходит там, где в его воображении лежало существо в сером комбинезоне, и поневоле вздрагивает.

Ему снова хочется оказаться рядом с Ивонн; даже мысли о ней успокаивают, хотя головой Янто понимает, что не может ничего ей рассказать. Он боится, что это наследственное, что, может быть, его отцу вовсе не нужно было пить, чтобы слышать голоса и видеть давно мëртвых людей, и теперь Янто начинает точно так же видеть несуществующее.

Он закрывает глаза, тяжело опирается на стойку, чувствуя прилив паники, и медленно дышит.

Под конец смены Ивонн всë ещë не появляется в кафе, и Янто, стараясь приглушить разочарование, думает, что это абсолютно нормально, если у неë на работе действительно случилось что-то, заставившее еë сорваться среди ночи, и даже если бы не случилось, встречаться каждый день — уже немного слишком, особенно для тех, кто знаком всего около двух недель.

Он всë время забывает, что знает еë только две недели.

***

Стоя вечером понедельника у кофемашины, Янто начинает понимать Магду: это действительно похоже на день сурка. Особенно когда в зале пусто; утром Янто услышал обрывок разговора двух пожидых джентльменов о взрыве в «Грейс Антикс», и если бы не это, сегодняшний день можно было бы легко принять за любой другой. Иногда Янто вспоминает, что переехал в Лондон совсем недавно, и удивляется этому: время здесь тянется как грустная серая жвачка.

Когда в кафе наконец заходит девочка, и Янто заваривает ей чай, телефон в кармане коротко вибрирует, и Янто сбивается, едва не проливая кипяток, а телефон будто становится тяжелее. Его новый номер пока знают только четверо, Ронда или Магда вряд ли будут писать ему, Трейси незачем, и это оставляет только Ивонн.

Едва девочка выходит за дверь, смешно дуя на чай сквозь отверстие в крышке, Янто проверяет сообщения.

«Я приеду к тебе домой в одиннадцать?» — пишет Ивонн с заглавной буквы, с вопросительным знаком и временем прописью. Это почему-то умиляет Янто: СМС Ивонн — как будто отражение её самой, строгой, собранной и изящной.

«ок, — отвечает он, и, подумав, что нужно что-то добавить: — очень жду».

Остаток смены он то и дело улыбается просто так в пространство, и несколько гостей улыбаются в ответ, а усталый мужчина в строительной спецовке, зашедший за американо, косится с недоверием, и десять вечера, когда они с Трейси запирают кафе и прощаются, наступает быстро, но всë равно недостаточно быстро.

Без десяти минут одиннадцать Янто как никогда остро чувствует пустоту квартиры и каждый свой звук в ней; заварка, шурша, сыплется в чайник, чашки тихо звенят, соприкасаясь со столом, и щелчок рукоятки плиты почти оглушителен.

В дверь звонят.

Янто улыбается, возясь с замком в полутёмной прихожей, и хочет было обнять Ивонн, но в последний момент передумывает и по-дурацки машет рукой: объятия на пороге кажутся слишком… домашними.

— Здравствуй, — устало говорит Ивонн, и когда она выходит в свет, идущий из кухни, Янто видит, что она измотана, хотя явно старается не демонстрировать этого: её помада кажется ярче на бледном лице, а под глазами угадывается закрашенная синева — незаметная, если не знать, но Янто слишком часто видел это у Рианнон.

— Я сделал чай, — говорит Янто вместо приветствия. — И можно заказать что-нибудь из еды.

На последнее предложение Ивонн отмахивается, проходя на кухню, и почти падает на табуретку. Янто ставит перед ней горячую чашку и устраивается рядом, и несколько минут Ивонн просто сидит, обхватывая чашку ладонями. По кухне плывёт душистый и немного цветочный запах, и Янто неспешно потягивает свой чай.

— Тяжёлый день? — наконец спрашивает он.

Ивонн кивает.

— Иногда мне кажется, что сколько бы нас ни было, нас всё равно не хватает.

Янто почти уверен: если сейчас начать расспрашивать её, она расскажет о своей работе, о которой обычно молчит. Впрочем, он не хочет пользоваться слабостью Ивонн — и просто смотрит, как она медленно пьёт чай.

— Пойдём в постель, — мягко говорит он, забирая у неё пустую кружку.

— Веришь в целительный секс, Янто? — резко спрашивает Ивонн.

Янто вздыхает.

— Вижу, что ты не держишься на ногах.

Стоя напротив неё, он протягивает руку, чтобы коснуться её плеча, но вместо этого вдруг притягивает к себе, обнимает и гладит по волосам, как когда-то единственный раз в жизни сделала Рианнон, дрожащим голосом говоря, что отец просто толкнул качели слишком сильно. Только теперь он начинает понимать: может быть, Ри чувствовала ту же беспомощность, что и он сейчас, невозможность защитить и невозможность что-то сделать, кроме как просто обнимать, уже не рассчитывая, что это решит все проблемы.

— Я испачкаю тебе рубашку макияжем, — глухо говорит Ивонн.

Янто не отвечает. Волосы Ивонн пахнут её духами и, глубоко под ними, дымным следом гари.

Он уже лежит в постели, когда Ивонн приходит из ванной, снова всë в той же его рубашке и без следа макияжа; морщины на еë лице подчëркнуты тенью, а вместо глаз — два тëмных провала. Она ложится рядом с ним на спину и смотрит в потолок, и Янто чувствует исходящее от неë напряжение.

— Иногда я не понимаю, во что ввязалась, — говорит она, не глядя на него. — Проблема в том, что никто другой не понимает тоже.

Янто касается еë рук, скрещенных на груди, и едва заметно выдыхает, когда она накрывает его ладонь своей.

— Наши ошибки судят так, будто мы ничем не отличаемся ото всех остальных. Будто то, с чем мы работаем, не за гранью их понимания. — В голосе Ивонн слышится презрение, усталое и привычное. — Может быть, они считают, что мы скрываем от них энциклопедию всего в видимой и невидимой Вселенной. «Британника», расширенная версия. Каждый ответ и каждая победа принимаются как должное, каждую ошибку мы должны были предвидеть.

Она поворачивается к Янто, держа его руку в своих.

— Дело в том, — тихо говорит она, — что мы движемся вслепую, но все вокруг, включая нас самих, забывают об этом так часто, что, может быть, однажды забуду и я. Хотела бы я, чтобы ты напоминал мне об этом.

Всë, что может Янто, — придвинуться ближе к ней.

— Во всяком случае, — неловко говорит он, — если что, я всегда здесь. Ты можешь верить мне.

Ивонн коротко смеëтся.

— Я знаю, Янто, — отвечает она, и еë голос теплеет.

Он засыпает, обнимая еë.

...и в следующий момент он снова смотрит с Трейси телевизор в кафе, и неподалëку от руин «Грейс Антикс», в самом углу кадра, едва заметная, с полицейским беседует блондинка в чëрном, и в Янто вдруг вспыхивает узнавание — но справа вдруг раздаëтся рык.

Уже зная, что увидит, Янто резко оборачивается —

— и просыпается, тяжело дыша, под грохот собственного сердца в ушах.

— Янто? — Ивонн шевелится в его руках, ни капли не сонная. — Что-то случилось?

— Плохой сон, — бормочет Янто. — Спи.

Ивонн устраивается удобнее, еë дыхание выравнивается, и Янто остаëтся один в темноте. Только спустя пару минут неясного напряжения он понимает, что вглядывается в тени, пытаясь рассмотреть, нет ли в них очертаний несуществующего монстра в сером комбинезоне. Он пытается убедить себя, что это была просто странная игра воображения, может быть, какой-то врезавшийся в память фильм или сон, — но кто-то недавно вычищал из-под плинтуса кафе кровь, и чем дальше, тем сильнее в Янто липкое чувство, что его фантазии материальны. Главное, не говорить об этом Ронде и девочкам, он с трудом нашëл даже эту работу, думает он и тут же едва не фыркает от неуместности мысли.

Он как будто ждëт чего-то, замерев, чего-то, что однозначно сделает всë это реальностью или больной выдумкой, и старается не думать, что если это действительно начало болезни, то меньше всего он может верить себе.

***

Он просыпается, чувствуя на себе чужой взгляд. Повернувшись и разлепив глаза, он видит Ивонн, которая смотрит на него с любопытством и почти изучающе.

— Добрутро, — бормочет Янто, стараясь поменьше открывать рот.

— Доброе. — Ивонн всë так же внимательно глядит на него, и Янто изо всех сил надеется, что на его лице не отпечаталась подушка.

Ивонн выглядит отдохнувшей; еë волосы отведены от шеи и свëрнуты над головой на подушке, и у Янто перехватывает дыхание от того, как утренний свет подчëркивает всю еë сложность и настоящесть — сеть линий на шее, маленькую родинку у уголка губ, полупрозрачные, почти акварельные тëмные разводы под глазами, видимо, следы работы, о которой Ивонн не рассказывает Янто. Его разрывает между желанием поцеловать еë и желанием не раскрывать рта, пока он не доберëтся до зубной щëтки.

Ивонн вздыхает, закатив глаза:

— Сама. Всë сама, — и целует его.

Янто отвечает прежде, чем успевает осознать, накрывает ладонью мягкую шею Ивонн, придвигается ближе, путаясь в одеяле, и в конце концов ласкает еë пальцами, задевая все чувствительные места, а Ивонн сжимает его член и трëт головку. Они сплетены, привычно и правильно, будто уже лежали так много раз, и Янто восхищëнно удивляется этому до тех пор, пока оргазм не выметает из него всë, кроме ощущения губ Ивонн на его груди.

Бëдра Ивонн разжимаются вокруг его руки, и Янто вытирает пальцы о живот, чуть выше того места, где он уже испачкан спермой.

— Чай? — неожиданно спрашивает Янто, и они смеются.

— Профессиональная деформация? — интересуется Ивонн. — Но да, пожалуйста.

Умывшись и приведя себя в порядок, Янто соображает тосты с беконом и какой-то цветочный чай, похожий на один из тех, что подают на работе, и когда он несëт чашки к Ивонн, что сидит за столом, у него возникает странное и очень близкое чувство дежавю.

Садясь напротив неë, он бросает взгляд на пол, почти ожидая увидеть светлую плитку и тëмную лужу на ней — но, разумеется, это всë тот же потëртый пол его квартиры.

Он бездумно смотрит на руки Ивонн, сжимающие чашку, и тонкое чëрное кольцо, которое она не снимает; Янто почти чувствует его прохладу на коже.

— Пей чай, Янто, — говорит Ивонн.

И Янто вспоминает.

...тëмный силуэт в полутени у входа в кафе...

...громкий рык, звон стекла, существо, что мечется, запутавшись в куртке Янто...

...бледные Магда и Трейси...

...Ивонн Хартман с пистолетом в руке и наступившая тишина.

— Это была ты, — медленно говорит Янто.

Ивонн меняется, напрягаясь, и смотрит на него обеспокоенно:

— Что именно я, Янто?

— В кафе. На нас напало… нечто. В сером комбинезоне. Ты спасла нас и предложила мне выбор, и я выбрал забыть, и ты стëрла мне память. — Янто выдыхает коротко и резко. — Это были не галлюцинации. Кровь под плинтусом. Мне казалось, я схожу с ума. Вы инсценировали ограбление?

Ивонн смотрит на него шокированно — а потом еë плечи вдруг расслабляются, и она улыбается, легко и широко.

— Янто, — тепло говорит она. — Мой умный Янто, кто бы мог подумать, что ты справишься сам. Прекрасно. Прекрасно.

Она сияет. Янто никогда не видел её настолько довольной.

— Но почему… ты снова пришла? — спрашивает он. — Зачем я был нужен тебе после того, как отказался?

Дотянувшись через стол, Ивонн обхватывает его лицо ладонями, гладит кончиком пальца чувствительное место за ухом, и внутри Янто разливается тепло, уже ставшее почти рефлексом.

— Неужели это не очевидно? — мягко говорит Ивонн, и в её глазах Янто видит всё то, во что боится поверить.
Продолжение в комментариях

@темы: тексты, пятый тур, гет, Янто Джонс, Ивонн Хартман

---

Итоговое распределение саммари

[Big Who Bang]

Уважаемые участники!

Все саммари распределены, авторы и иллюстраторы, пожалуйста, свяжитесь друг с другом.
Если у вас возникнут какие-то затруднения с вашим автором или иллюстратором (например, вы не сможете с ними связаться) — обращайтесь к оргу, он постарается помочь. То же касается сроков сдачи работ и других вопросов.

К 1 апреля 2019 года все авторы/переводчики должны прислать на email челленджа [email protected] черновики, минимум 7 000 (семь тысяч) слов. Дедлайн готовых работ (и для текстов, и для иллюстраций) - 1 мая.

Ниже — саммари будущих работ челленджа, теперь с указанием авторов и иллюстраторов.

командные саммари

Саммари 1
Автор: Anaquilibria
Иллюстратор: Stina
Категория: гет
Жанр: драма, романс
Персонажи/Пейринг: Ивонн Хартман/Янто Джонс
Саммари:
Глядя на Ивонн Хартман, Янто не может избавиться от ощущения, что где-то её видел.
— Выпейте чаю, Янто, — говорит она не без сочувствия.
За её спиной двое оперативников застёгивают мешок для тела на существе, что разгромило кафе. Отдалённо человеческое лицо, застывшее в оскале, наконец скрывается под чёрной тканью.
Янто послушно глотает чай, горький, но обжигающе горячий. Ивонн Хартман смотрит на него, и в её взгляде — спокойная уверенность.
Ей можно верить, решает Янто, и знание так очевидно, будто было в нём уже давно.
Предупреждения/примечания: не самые здоровые отношения; таймлайн в районе БФА "Blind Summit" ("Torchwood One: Machines")

Саммари 2
Автор: troyachka
Иллюстратор: Carcaneloce
Категория: джен
Жанр: sci-fi, приключения
Персонажи/Пейринг: Тринадцатая Доктор и ее спутники, хуман!далек Каан, ОМП, ОЖП
Саммари: Космическая станция "Априллия-Альфа" за последние годы стала очень оживленным местом. Априллианская инженерная академия — одно из самых знаменитых во всем квадранте учебных заведений, но система Априллии привлекает не только тех, кто хотел бы выучиться на инженера. Все планеты системы необитаемы, но на третьей находится древний инопланетный артефакт, так что на станции всегда полным-полно археологов, и каждая экспедиция ждет, что именно им дадут разрешение спуститься на Априллию-3.
Доктор никак не может обойти это место стороной, ведь там ужасно интересно! Но на станции начинает твориться какая-то ерунда, хотя на первый взгляд все отлично, если не считать агента времени, который появляется там одновременно с Доктором.
Предупреждения/примечания: вбоквел к соавторской серии "О далеках, таймлордах и людях", но знать, кто там кто, и читать это не обязательно.

Желаем всем участникам удачи и с нетерпением ждем готовых текстов и иллюстраций!

@темы: пятый тур, организационное

---

Распределение саммари

[Big Who Bang]

Дорогие иллюстраторы!

Ниже, под картинкой, вы найдете саммари текстов, которые вам предлагается проиллюстрировать. Чтобы выбрать саммари, достаточно оставить комментарий с номерами понравившихся.
Каждый иллюстратор может выбрать максимум два саммари, которые ему нравятся больше других, однако можно указать один приоритетный текст. После того, как все иллюстраторы сделают свой выбор, но не позже 1 марта, организаторы распределят саммари, учитывая пожелания, по одному на каждого.

Выбирать саммари можно, пользуясь шаблоном:

1. Саммари №... (приоритет)
2. Саммари №...

Чтобы прочитать саммари, нажмите на картинку ниже.

Старайтесь не выбирать одни и те же тексты, иначе орг будет вынужден задействовать безжалостный рандом.

Саммари 1
Категория: гет
Жанр: драма, романс
Персонажи/Пейринг: Ивонн Хартман/Янто Джонс
Саммари:
Глядя на Ивонн Хартман, Янто не может избавиться от ощущения, что где-то её видел.
— Выпейте чаю, Янто, — говорит она не без сочувствия.
За её спиной двое оперативников застёгивают мешок для тела на существе, что разгромило кафе. Отдалённо человеческое лицо, застывшее в оскале, наконец скрывается под чёрной тканью.
Янто послушно глотает чай, горький, но обжигающе горячий. Ивонн Хартман смотрит на него, и в её взгляде — спокойная уверенность.
Ей можно верить, решает Янто, и знание так очевидно, будто было в нём уже давно.
Предупреждения/примечания: не самые здоровые отношения; таймлайн в районе БФА "Blind Summit" ("Torchwood One: Machines")

Саммари 2
Категория: джен
Жанр: sci-fi, приключения
Персонажи/Пейринг: Тринадцатая Доктор и ее спутники, хуман!далек Каан, ОМП, ОЖП
Саммари: Космическая станция "Априллия-Альфа" за последние годы стала очень оживленным местом. Априллианская инженерная академия — одно из самых знаменитых во всем квадранте учебных заведений, но система Априллии привлекает не только тех, кто хотел бы выучиться на инженера. Все планеты системы необитаемы, но на третьей находится древний инопланетный артефакт, так что на станции всегда полным-полно археологов, и каждая экспедиция ждет, что именно им дадут разрешение спуститься на Априллию-3.
Доктор никак не может обойти это место стороной, ведь там ужасно интересно! Но на станции начинает твориться какая-то ерунда, хотя на первый взгляд все отлично, если не считать агента времени, который появляется там одновременно с Доктором.
Предупреждения/примечания: вбоквел к соавторской серии "О далеках, таймлордах и людях", но знать, кто там кто, и читать это не обязательно.

@темы: пятый тур, организационное

---

Пост приема заявок для команд автор/переводчик + иллюстратор

[Big Who Bang]

В этом посте вы можете оставить заявку на командное участие в Big Who Bang. Последний срок подачи - 1 апреля 2019 года включительно.

Образец заявки:

Ник автора ник автора
Ник иллюстратора ник иллюстратора
Способ связи u-mail, адреса e-mail и т.д.
Собираюсь сделать фик или перевод, рисунок или коллаж или клип или крафт
Категория работы джен, гет или слэш
Пейринг/Персонажи соответственно, указывать можно приблизительно
Примечания все остальное, что хотите добавить

<b>Ник автора</b> ник автора
<b>Ник иллюстратора</b> ник иллюстратора
<b>Способ связи</b> u-mail, адреса e-mail и т.д.
<b>Собираюсь сделать</b> фик или перевод, рисунок или коллаж или клип или крафт
<b>Категория работы</b> джен, гет или слэш
<b>Пейринг/Персонажи</b> соответственно, указывать можно приблизительно
<b>Примечания</b> все остальное, что хотите добавить

@темы: заявки, пятый тур

---

Пост приема заявок для одиночных иллюстраторов

[Big Who Bang]

В этом посте принимаются заявки от иллюстраторов. Заявку можно подать до 15 февраля 2019 года включительно.

Образец заявки:

Ник иллюстратора ник иллюстратора
Способ связи u-mail, адрес e-mail и т.д.
Собираюсь сделать рисунок, или коллаж, или клип, или крафт
Категория работы джен, гет или слэш
Примечания все остальное, что хотите добавить

<b>Ник иллюстратора</b> ник иллюстратора
<b>Способ связи</b> u-mail, адрес e-mail и т.д.
<b>Собираюсь сделать</b> рисунок, или коллаж, или клип, или крафт
<b>Категория работы</b> джен, гет или слэш
<b>Примечания</b> все остальное, что хотите добавить

@темы: заявки, пятый тур

---

Пост приема заявок для одиночных авторов/переводчиков

[Big Who Bang]

В этом посте принимаются заявки от авторов/переводчиков. Заявку можно подать до 15 февраля 2019 года включительно.

Образец заявки:

Ник автора ник автора
Способ связи u-mail, адрес e-mail и т.д.
Собираюсь сделать фик или перевод
Категория работы джен, гет или слэш
Пейринг/Персонажи соответственно, указывать можно приблизительно
Примечания все остальное, что хотите добавить

<b>Ник автора</b> ник автора
<b>Способ связи</b> u-mail, адрес e-mail и т.д.
<b>Собираюсь сделать</b> фик или перевод
<b>Категория работы</b> джен, гет или слэш
<b>Пейринг/Персонажи</b> соответственно, указывать можно приблизительно
<b>Примечания</b> все остальное, что хотите добавить

@темы: заявки, пятый тур

---

Тур пятый и последний

[Big Who Bang]

Дорогие софандомцы, авторы, визуальщики, крафтеры и читатели!

С 1 декабря в сообществе стартует пятый тур феста текстов крупного формата Big Who Bang! Напоминаем: правила феста можно посмотреть здесь, задать организаторам вопросы — в этом посте.

Этот тур на дайри будет последним — слишком низкая активность участников. Увы. Возможно, мы переедем на АО3.

<div align="center"><a href="https://bifwhobang.diary.ru/"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/2/8/1/3281041/86040523.png" title="Big Who Bang" alt="Big Who Bang"/></a></div>

<div align="center"><a href="https://bifwhobang.diary.ru/"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/2/8/1/3281041/86040524.png" title="Big Who Bang" alt="Big Who Bang"/></a></div>

@темы: пятый тур, организационное

---

Четвертый тур объявляется закрытым!

[Big Who Bang]

Итак, последний текст и иллюстрации выложены, и челлендж Big Who Bang 2018 объявляется закрытым!

Огромная благодарность всем участникам — и авторам, и переводчикам, и иллюстраторам: всем, кто помог туру состояться! Отдельное спасибо активным читателям и зрителям, которые комментировали работы. Ваш фидбэк — праздник для участников! Мы все вас любим!

Забирать работы к себе можно с этого момента!

Заглушки для фиков и иллюстраций сделаны: troyachka, Carcaneloce и Восьмая дочь
Баннеры, аватары сделаны: troyachka

Полный список работ четвертого тура:

4 мая: "Когда мы были", Джек Харкнесс/кибер!Янто Джонс, слэш, ангст, 12К слов, NC-17, автор Anaquilibria
Иллюстрации captainspring

8 мая: "И уцелел один", альт!Пятый Доктор, альт!Мастер, альт!Романа, ОМП, ОЖП, джен с элементами гета, экшн, драма, 36,9К слов, R, переводчик Sexy Thing
Иллюстрации Carcaneloce

12 мая: "На зов скорби", Джек Харкнесс/Янто Джонс и др., слэш, AU, ангст, романс, 14,3К слов, PG-13, автор bfcure
Иллюстрации Восьмая дочь

Приходите к нам еще! Надеюсь, в следующем году работ получится больше.

@темы: четвертый тур, организационное

---

На зов скорби, иллюстратор Восьмая дочь

[Big Who Bang]

Название: Стена памяти
Иллюстратор: Восьмая дочь
Форма: коллаж
Персонажи/Пейринг: Джек Харкнесс
Тип: джен
Рейтинг: G
Жанр: драма
Исходники: официальное промо, фотографии из сети
Примечания: иллюстрация для фика "Зов скорби" на Big Who Bang 2018
Ссылка на пост фика: читать



Название: Сон
Иллюстратор: Восьмая дочь
Форма: коллаж
Персонажи/Пейринг: Янто Джонс
Тип: джен
Рейтинг: G
Жанр: драма
Исходники: официальное промо, фотографии из сети
Примечания: иллюстрация для фика "Зов скорби" на Big Who Bang 2018
Ссылка на пост фика: читать

@темы: четвертый тур, джен, Янто Джонс, иллюстрации, Джек Харкнесс

---

На зов скорби, автор bfcure

[Big Who Bang]

Название: На зов скорби
Автор: bfcure
Бета: Чучелка на Радуге и с Приветом
Иллюстратор: Восьмая дочь
Персонажи/Пейринг: Джек Харкнесс/Янто Джонс, в эпизодах Кэрис Флетчер, Гвен Купер, Осгуд, Кейт Летбридж-Стюарт и другие
Дисклеймер: В ТАРДИС не заходил, отвёрткой не пользовался, с Джеком не спал
Тип: слэш, упоминается гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, ангст, романс
Размер: макси, 14358 слов
Саммари: Джек возвращается в Кардифф. Он не горит желанием с кем-либо общаться, особенно с теми, кого знал, когда команда Торчвуда-3 ещё была в полном составе, поселяется в гостинице на окраине города и думает, как ему жить дальше. И тут раздаётся звонок. Гвен сообщает, что полиция нашла Янто Джонса, живого и невредимого, когда тот с потерянным видом бродил вокруг «Миллениум-Центра», и в данный момент он сидит у неё в гостиной. Последнее, что Янто помнит, — это как он умер в Доме-на-Темзе на руках у Джека. И он не имеет ни малейшего понятия, как оказался в Кардиффе. Вскоре выясняется, что воскрес не только Янто и что не все из «возвращенцев» настроены дружелюбно...
Примечания: фик написан на Big Who Bang 2018
Предупреждения: пост!4 сезон без учёта пьес БФА; если вам показалось, что завязка фика напоминает завязку французского телесериала «Les Revenants», вам не показалось
Ссылка на пост иллюстраций: смотреть
Ссылка на скачивание: docx | fb2 | pdf | txt

ПРОЛОГ. ЧЁРНЫЕ МОТЫЛЬКИ

Стена памяти около «Миллениум-Центра» возникла стихийно, через пару недель после того, как жители Кардиффа вернулись домой и похоронили своих мертвецов. Сначала это были стойки, на которые люди клеили листочки с именами погибших, а потом мэр спохватился и попросил установить специальные стенды. Теперь каждый мог написать на них имя близкого человека, не пережившего Дня злых чудес. Волонтёры следили за тем, что бы у стендов всегда имелся запас разноцветных маркеров, убирали засохшие цветы и ставили новые в вазы с водой. Удивительно: за прошедшие годы никто не устраивал у Стены памяти демонстраций. Люди подходили, писали имена или приносили букеты — гвоздики, незабудки, лилии — и зажигали свечи. Молча, склонив головы в знак уважения и скорби.

Она тоже так делала, ночью, потому что обычно в эти часы площадь была пуста. Но не сейчас. Мужчина в шинели времён Второй мировой — она видела похожую форму у своего дедушки на фотографиях — писал в неверном свете фонарей на свободном месте у края Стены. На последнем имени его рука дрогнула, и буква получилась растянутая, как хвост кометы. Мужчина дотронулся до неё, вздохнул и наконец-то ушёл прочь от Стены и залива, исчез в безлунной темноте.

Фигурой он чем-то походил на Чарли. Тот умер незадолго до того, как День чудес закончился. Но его имени на Стене никто бы не нашёл. Она ни за что не написала бы его рядом с именами родителей. Чарли работал на правительство, он мог бы помочь, мог бы спасти её отца, не отправлять его в печь. Как будто обширного инфаркта было мало. Господи, в чём они все провинились, что четыре года назад живых мертвецов и всех несогласных сжигали, как в концлагерях? Чарли мог бы помочь, но не стал. Он заслужил смерть. И забвение.

Она провела кончиками пальцев по именам тех, кого потеряла.

Роберт. Алисия. Папа. Мама. Любимые, единственные, ушедшие навсегда.

А потом взяла маркер и решительно вывела внизу своё имя.

Маргарет Бейтс.

Мэгги.

Когда она вернулась домой, уже светало. Солнце ещё не поднялось из-за горизонта, но небо постепенно окрашивалось в нежный розовый цвет. Такого цвета были розы, которые когда-то росли в её саду. Их посадил Чарли, и после его смерти Мэгги вырвала их с корнем и сожгла на заднем дворе.

Она вошла внутрь; не закрывая дверь, стянула с себя шерстяное пальто и привычно стряхнула на крыльцо мёртвых чёрных мотыльков. Последнее время Мэгги находила их везде: в ванной под раковиной, в кухне на подоконнике, в детской на полу. Она спокойно сметала их веником на совок и выбрасывала во двор – в еду эти странные насекомые не лезли, а остальное Мэгги мало волновало. Она сняла ботинки, сунула ноги в растоптанные, разваливающиеся от старости тапочки и прошаркала в детскую.

Кэти-Энн не спала. Она сидела на полу около кровати и закрашивала фиолетовым маркером лепестки цветка с кроваво-красными прожилками на черном фоне. Мрачный рисунок для четырёхлетки, и Мэгги невольно порадовалась, что никто из соседей его не увидит. Миссис Десмонд и так не нравилось, что Кэти-Энн всё ещё не начала говорить.

— Сколько вашей девочке лет? Четыре с половиной года, если я не ошибаюсь? — поджав губы, произнесла она, когда две недели назад Мэгги и Кэти-Энн столкнулись с ней в булочной. — Вы не собираетесь показать её врачу? В таком возрасте дети уже болтают, не закрывая рта.

— Это не ваше дело, — огрызнулась Мэгги и выволокла Кэти-Энн из магазина, ничего не купив. За время разговора девочка не издала ни звука.

Мэгги помнила, как радовался Чарли, узнав, что она беременна. Имя для ребёнка придумал тоже он. Кэтрин звали его бабушку, а Анной — бабушку Мэгги.

— Мне всегда хотелось дочку, — признавался Чарли с застенчивой, мягкой улыбкой, а Мэгги хотелось расцарапать ему лицо.

Он умер за два месяца до рождения Кэти-Энн. Мэгги поначалу собиралась дать ей другое имя. Что-нибудь простое, вроде Эммы или Нины. Но потом решила оставить имя, выбранное Чарли. В этом было что-то от поэтического правосудия. Он подарил дочери имя, она носила его фамилию, но сам Чарли лежал в могиле. Он не знал, на кого похожа Кэти-Энн, никогда не держал её на руках, не наблюдал за тем, как она растёт. Не имел понятия, что у неё его серо-голубые глаза и каштановые волосы. И уже никогда об этом не узнает.

— Тебе пора спать, — сказала Мэгги. — Сколько раз тебе повторять, что в девять часов ты должна лежать в кровати?

Кэти-Энн молча отложила маркер и забралась под одеяло. На мать она даже не взглянула. Прежде чем погасить свет, Мэгги посмотрела на фотографию Чарли в чёрной траурной рамке, стоявшую на книжной полке. Её губы искривились в улыбке, полной злого торжества.

По рамке полз чёрный мотылёк. Мэгги стряхнула его на пол и раздавила с брезгливой гримасой. Тихонько притворила дверь и направилась в кухню.

В ожидании, пока закипит чайник, она глядела на заросший бурьяном сад. Наверное, пора им заняться. Выполоть сорняки, снова посадить розы. Белые, чайные. Не розовые. В субботу можно поехать на рынок, купить саженцы. И клубничную рассаду. Когда-то она любила клубнику.

Мэгги налила кипяток в кружку, сунула туда пакетик с заваркой, насыпала три ложки сахара. Она терпеть не могла чай в пакетиках, но возиться с заварочным чайником было лень.

Молоко закончилось, как и кукурузные хлопья. Чёрт, завтра придётся идти в продуктовый, здороваться с соседями, общаться со словоохотливой кассиршей…

В окно постучали: громко, отрывисто. Мэгги вздрогнула и чуть не выронила кружку из рук. По другую сторону давно немытого стекла стоял Чарли, измазанный землёй. Кровь из раны на голове текла на грязную щёку; разбитые, распухшие губы силились что-то прошептать.

Мэгги взвизгнула и отшатнулась. Горячий чай из кружки брызнул на пальцы ног.

— Ты мёртв! — закричала она. — Мёртв, слышишь?!

Чарли улыбнулся, очевидно, не соглашаясь с этим утверждением. В движении его губ Мэгги опознала своё имя. И имя Кэти-Энн. А также что-то, напоминающее «Впусти меня».

Мэгги торопливо поставила кружку на стол. Задёрнула занавески и выключила свет. Сползла на пол, зажимая ладонями рот, чтобы не завыть от неконтролируемого, рвущегося наружу ужаса.

Почему-то Чарли не стал вновь стучать в стекло, но Мэгги казалось, что она слышит его дыхание — свистящий, болезненный звук. Чарли продолжал стоять там, под её окном, и она чувствовала, что добровольно он не уйдёт.

Мэгги свернулась в клубок, подтянув колени к груди, и беззвучно заплакала.

В конце концов, она заснула так, под столом на полу, и прежде чем провалиться в душную, тяжёлую дрёму, понадеялась, что Кэти-Энн не проснётся и не увидит жуткого призрака из прошлого, которое Мэгги не смогла отпустить.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Рассвет в Нью-Йорке отличался от рассвета в Кардиффе. Вероятно, из-за того, что крыша небоскрёба не была крышей «Миллениум-Центра». И пусть Том Йорк в наушниках пел: «Всё на своём месте», — Джек ощущал некую неправильность в том, что его окружало. В суперпрочном стекле под ногами, в утреннем воздухе, в машинах, заполонивших дорогу.

Он не знал, куда после Дня чуда отправился Рекс Матесон, и не хотел этого знать. Путешествовать в пространстве и времени желания тоже не появилось. За четыре года Джек исколесил почти всю Америку, нигде не задерживаясь надолго, будто неведомая сила гнала его вперёд, не давая перевести дыхание.

Он помнил, где его настоящий дом. Последние пятнадцать лет им был Кардифф. Но Джек опасался возвращаться туда. Он боялся, что не выдержит счастливых воспоминаний. Не вынесет того, что по подземному этажу восстановленного «Миллениум-Центра», как и прежде, гуляет эхо: негромкий смех Тош, саркастические замечания Оуэна, валлийские гласные Янто и запах приготовленного им кофе. Джек несколько лет не пил кофе. Просто не мог.

А ещё на окраине Кардиффа был паб, где прошло их с Янто второе свидание. На самом деле первое, потому что катастрофу, в которую вылился поход в ресторан с тремя звёздами «Мишлен» Джек свиданием считать отказывался. В особенности из-за того, что после ему стоило немалых трудов убедить Янто дать им ещё один шанс.

— Я вёл себя, как скотина со стажем. Давай попробуем снова. На этот раз место выбираешь ты.

— Я не уверен, что это хорошая идея, — ответил Янто. Джек нежно поцеловал его в уголок рта, и Янто сдался: — Ладно. Паб «У Коннора», восемь часов. Не опаздывай.

Джек пришёл на полчаса раньше. И был вознаграждён: Янто влетел в паб без трёх минут восемь — растрёпанный, в джинсах и футболке. При виде Джека его лицо залил очаровательный румянец.

Они заказали креветки и пиво. Сделав первый глоток, Джек восхищённо присвистнул:

— Отличная вещь. И почему я раньше не встречал этот сорт?

Янто хмыкнул.

— Может, потому, что его продают только в этом пабе?

— Тогда это повод заходить сюда почаще, — Джек сжал его пальцы и подмигнул.

Они просидели в пабе практически до самого закрытия, держась за руки. Джек рассказывал Янто про одно из своих путешествий с Доктором и чувствовал себя абсолютно счастливым. Янто слушал его с сияющими глазами, не пытался отстраниться, когда Джек целомудренно целовал его губы, а остальные посетители не обращали на них двоих никакого внимания.

Жаль, что мечте о третьем свидании не суждено было сбыться — сначала погибли Оуэн и Тош, а потом прилетели четыре-пять-шесть. В следующий раз Джек пошёл на свидание в другой галактике. Доктор попытался позаботиться о нём, разумеется, в своей неповторимой манере. Джек отчасти гордился тем, что они с Алонсо продержались почти полгода. Пока однажды Джек с полным пакетом продуктов для романтического ужина при свечах не наткнулся на чемодан в коридоре.

— В чём дело? — спросил он, входя в комнату. Поставил пакет на диван и скрестил руки на груди. — Я внезапно перестал устраивать тебя в постели?

Алонсо покачал головой.

— Ты хороший человек, Джек. Он умер, да?

— Кто?

— Тот, кого ты любил. Кого до сих пор любишь. Мне жаль, но я не могу остаться с тобой. Правда в том, что ты пока не готов к новым отношениям. И это нормально. Дай себе время. И когда-нибудь ты опять будешь счастлив. Но не сейчас. И не со мной.

— Переубеждать тебя не имеет смысла, верно? — пробормотал Джек.

— Верно, — Алонсо поцеловал его в щёку, горько и нежно, и подхватил чемодан. — Береги себя, ладно?

— Я бессмертен, милый.

— Бессмертен — не значит неуязвим.

Три месяца спустя Джек купил билет на корабль, пролетающий мимо Солнечной системы и оттуда телепортировался на Землю. Он рассчитывал залечь на дно, пожить незаметной, спокойной жизнью и наконец оплакать всех, кого потерял за эти годы, как ему и советовал Алонсо.

День чудес превратился в поистине неприятный сюрприз.

Песня про «своё место» закончилась, и Том Йорк запел о том, как исчезнуть полностью. Джек вытащил из кармана шинели смартфон и заказал себе билет до Лондона, торопливо нажимая на клавиши, словно боялся передумать.

Англия встретила его низкими облаками и моросящим дождём. В аэропорту Джек, несмотря на усталость после бессонной ночи и долгого перелёта, арендовал машину и отправился в пригород, где на замаскированном под гараж складе Торчвуд хранил тела погибших сотрудников и их личные вещи. Янто был исключением. Джек проследил, чтобы власти без возражений отдали тело сестре и оплатили похороны. Свой последний приют Янто Джонс нашёл на семейном кладбище.

— Спасибо, — сказала ему Рианнон, когда гроб опускали в яму. — Вы знаете, он говорил, что вы — единственный мужчина, в которого он мог влюбиться. Я рада, что вы были рядом с ним до конца. Что он не умер в одиночестве.

Джек отвернулся. Его терзал стыд. Янто задыхался у него на руках, но даже в минуты агонии он не дал ему признаться в любви и сам не признался, что любит. Отнял надежду на взаимность у умирающего. Даже если бы эта надежда была ложью, Джек не имел права отказывать Янто в утешении на смертном одре. Он должен был беречь его. Ведь трусость не спасла его от боли. Эстель и мать Элис подарили ему множество прекрасных дней и ночей. С Янто было иначе. Джек никогда не спал с ним в одной постели в том смысле, когда закрываешь глаза и обретаешь покой до утра, тесно прижавшись к тёплой, обнажённой коже, дыша в одном ритме с любимым человеком. После взрыва в Хабе у Джека не осталось ничего: ни записей с камер, ни фотографий. Думая о Янто, он был вынужден полагаться на память. А память — довольно ненадёжная штука.

Джек тряхнул головой, отгоняя печальные мысли, и отпер дверь «гаража». Личные вещи умерших сотрудников Торчвуда хранились в огромном сейфе со множеством ячеек. Джек зажёг фонарик, ища ячейку с именем Тошико Сато. Чтобы открыть её, ему пришлось встать на цыпочки. Оглядев содержимое ячейки, он вытащил стопку фотографий, дневник и mp3-плеер и положил их в пакет. Он понимал, что только что нарушил устав, принятый лет двести назад, но раз Торчвуд прекратил своё существование, это больше не имело значения.

Оказавшись на улице, Джек с наслаждением вдохнул свежий воздух, пристроил пакет на заднее сиденье и завёл двигатель. Он надеялся, что родители Тош никуда не уехали и по-прежнему проживают по тому адресу, что он когда-то раздобыл в базе ЮНИТа.

Удача ему улыбнулась. «Гараж» и пригород, где жили мистер и миссис Сато, разделяло всего тридцать километров, и Джек сразу узнал дом, хотя никогда не бывал в нём раньше. Одноэтажное строение с раздвижными дверями приковывало взгляд, но почему-то не смотрелось чужеродно среди остальных домов. Возможно, потому, что его окружал сад с яблонями, вишнями и морем ярких цветов. Джек опознал розы, настурции и пионы. Он толкнул незапертую калитку, поднялся на крыльцо и осторожно постучал.

Двери раздвинулись; на улицу выглянула невысокая, худая женщина в тёмно-фиолетовом платье, закутанная в чёрную шаль. Она посмотрела на Джека с испугом и уже собиралась юркнуть обратно, захлопнув двери перед его носом, когда Джек выдавил:

— Добрый день. Меня зовут Джек. Джек Харкнесс. Я по поводу вашей дочери, Тошико. Мы… работали вместе.

Миссис Сато молча отступила на шаг, пропуская Джека внутрь. Он наклонился, чтобы развязать шнурки и оставить ботинки у порога. Судя по одобрительному взгляду миссис Сато, это был правильный поступок.

— Дорогая, кто там? — в коридор выглянул отец Тош.

Миссис Сато ответила ему по-японски. Он нахмурился и произнёс по-английски, видимо, чтобы нежданный гость в лице Джека его понял:

— Ничего не хочу слышать. То, что она сделала, непростительно. Я верой и правдой служил Короне всю мою жизнь. Она предала её. И я не желаю слышать её имя в моём доме.

Миссис Сато сказала всего одну фразу, и отец Тош снова исчез в комнате, которая, скорее всего, была его кабинетом. А она повернулась к Джеку и перешла на английский:

— Простите за эту сцену. Каждый переживает горе по-своему. Вы не возражаете, если мы пройдём в гостиную? Там будет удобнее.

— Разумеется.

В гостиной обнаружились плетёные кресла, кофейный столик и кожаный диван, на стене висел телевизор с большим экраном, а рядом стояла этажерка с дисками. Низкую тумбочку под телевизором занимал музыкальный центр с большими колонками. Джек мысленно дал себе пинка — что он ожидал увидеть, татами? Или ещё что-нибудь стереотипно «японское»?

— Садитесь. Я принесу чаю.

В горле стоял ком, и Джек сомневался, что сумеет сделать хотя бы один глоток, но не посмел отказаться. Он должен был прийти к родителям Тош ещё несколько лет назад, сразу после того, как она погибла. Неизвестность хуже, чем самые страшные новости, и если потом миссис Сато не спустит его с лестницы — в буквальном смысле — ему очень сильно повезёт.

Джек устроился на краешке дивана, положил рюкзак на пол, сцепил пальцы в замок и склонил голову, как в молитве. Он не знал, с чего начать разговор. У Гвен это получилось бы лучше. И у Янто. Но Янто умер, а Гвен (Джек на это надеялся) жила нормальной жизнью, без Разломов и инопланетян, и стремление властей похоронить правду любой ценой больше её не касалось. Тош пострадала по его вине, ему и отвечать.

Миссис Сато вернулась в гостиную с подносом: чайник, чашки, тарелка с маленькими пирожными. Джек вскочил было, чтобы ей помочь, но она покачала головой. Поставила поднос на столик, разлила чай. Опустилась в одно из кресел.

— Моя девочка мертва, и вы пришли сообщить мне об этом, правильно? — прошептала она.

Джек кивнул.

— Как это случилось? Когда? — взгляд миссис Сато, казалось, обжигал, и Джек судорожно сглотнул, облизал пересохшие губы.

— Это произошло в две тысячи восьмом, больше я ничего не могу сказать, простите.

— Засекреченная информация?

— Да. Но я хочу, чтобы вы знали: Тошико была умной, смелой, и она спасла целый город. Благодаря ей сотни тысяч людей остались в живых. А ещё она очень любила вас и очень скучала. К сожалению, отказ от контактов с вами был условием её освобождения…

Миссис Сато улыбнулась: немного криво, словно у неё дрожали губы. Сжала, почти сдавила чашку в руках, и Джек не удивился бы, если бы нежный фарфор, расписанный сказочными цветами, треснул и распался на неаккуратные фрагменты.

— Я всегда это знала, мистер Харкнесс.

— Просто Джек. Я не фанат формальностей.

Миссис Сато слегка наклонила голову в знак согласия, однако не предложила звать её по имени в ответ. Джек не возражал. В конце концов, она имела полное право на почтительное обращение. Его озадачило другое. Внезапно он понял, что не знает имени сидящей напротив него женщины. В файлах ЮНИТ она и её муж фигурировали, как «родители арестантки Икс». Возможно, преемники Бригадира опасались, что Тош взломает их базы данных, чтобы узнать, что случилось с её матерью и отцом, и решили наказать её таким образом, раз уж Джек добился отмены первоначального приговора (пожизненное заключение в тюрьме ЮНИТ) и постарался, чтобы Тош перевели в Торчвуд. Сделал он это не ради неё самой: ему нужен был технический гений, и Тош идеально подходила на эту роль. Тогда записи ЮНИТ касательно миссис и мистера Сато Джека не волновали. Сейчас же он допускал, что от родителей Тош могли потребовать сменить фамилию, ведь, по сути, они оказались в программе защиты свидетелей.

Несколько томительных, невыносимых минут Джек и миссис Сато молчали. Она мелкими глоточками пила чай, чай Джека продолжал остывать — хотя в горле у него пересохло, он почему-то не сумел заставить себя притронуться к угощению. Вместо этого он открыл рюкзак и достал оттуда объёмный, тщательно обмотанный скотчем пакет.

— Это личные вещи Тошико. Думаю, ей хотелось бы, чтобы они были у вас.

Миссис Сато отставила чашку и протянула руку. Осторожно забрала пакет, как будто там находилось что-то бесконечно хрупкое.

— Спасибо.

— Вы очень похожи на свою дочь, — вдруг вырвалось у Джека. Он сознавал, что это дети должны походить на родителей, и никак иначе, но ощущал, что всё сказал правильно.

Миссис Сато держалась с поразительным спокойствием. Она была такой же смелой, как Тош: по крайней мере, ей хватало мужества признать, что в тот день, когда её дочь арестовали, в её семью пришла беда. И что вины Тош в этом не было. Такое требовало недюжинной смелости.

— Мне очень жаль. Я знаю, что слова ничего не изменят, но Тошико была моим другом. Примите мои соболезнования.

Джек неловко поднялся, закинул рюкзак на плечо. Когда он зашнуровывал ботинки, миссис Сато окликнула его:

— Джек? Пожалуйста… Моя дочь. Она была счастлива?

Он вспомнил улыбку Тош, предназначенную Оуэну, мягкую, практически неуловимую, вспомнил, как она радовалась, когда удавалось решить очередную трудную задачу, её негромкий смех. Её преданность и доброту.

— Да, — сказал он. И спустился с крыльца, не оглядываясь.

В принципе, он не солгал. Солнечных дней в Торчвуде всё-таки было больше, чем ненастных.

В Лондон Джек возвращался на поезде. Дремал, прислонившись к стеклу щекой. Ему ничего не снилось, и это было облегчением. Иногда у Джека возникало впечатление, что кошмаров он насмотрелся на сотню лет вперёд.

С вокзала он направился прямиком в штаб-квартиру ЮНИТ. Может, он был не таким гением, как Тош, но искать информацию умел. Взламывать замки не пришлось — его пропустили внутрь и проводили в кабинет Кейт Летбридж-Стюарт. По дороге Джек пытался понять, в чём подвох, но так и не нашёл ответа. Он понадеялся, что после разговора с Кейт его не бросят в тюрьму или в новую яму с цементом. Одного раза было достаточно.

— Капитан Харкнесс? — Кейт держала в руках пальто и всем видом намекала, что торопится. — Чем обязаны?

— Что, даже чаю не предложите? — оскалился Джек. Он не доверял ЮНИТу и не испытывал ни малейшего желания скрывать свою неприязнь.

— Я бы с удовольствием предложила вам и чай, и печенье, — устало произнесла Кейт, — но на аудиенции к Королеве опаздывать не принято. Поэтому перейдите непосредственно к делу, если можно.

Что ж, если Кейт не планировала ходить вокруг да около и тянуть воображаемого кота за хвост, Джек тоже не станет прятать свои требования среди любезных фраз.

— После появления четыре-пять-шесть Правительство конфисковало машину Торчвуда. Чёрный SUV. Я хочу его вернуть.

Во взгляде Кейт мелькнуло что-то вроде сочувствия.

— Вы понимаете, что автомобиль давно могли разобрать на запчасти? Столько лет прошло.

—Я думал об этом, — признал Джек. — Тем не менее, учитывая, что оборудование, которое мы туда установили, стоит два миллиона фунтов или даже больше — инфляцию никто не отменял — полагаю, подобный исход маловероятен. Впрочем, если идиоты из Палаты лордов действительно превратили нашу машину в металлолом, я всё равно хочу его получить. Я помог вам избавиться от четыре-пять-шесть и остановить кошмар, по недоразумению названный Днём чудес. И заплатил за это высокую цену. Почти все мои друзья мертвы. Англия мне задолжала, вы не находите?

— Я посмотрю, что можно сделать, — примирительно сказала Кейт после неловкой паузы. — Машина — не иголка в стоге сена, однако на поиски потребуется время.

— Я подожду, — заверил её Джек. — В ближайшие несколько лет я совершенно свободен.

— Как с вами связаться?

Джек издал невесёлый смешок.

— Уверен, за мной следят с той секунды, как мой самолёт приземлился в Хитроу. Так что для ваших людей не составит труда узнать мой адрес в Кардиффе. В конце концов, они профессионалы. Не разочаровывайте меня.

Он выбрал гостиницу на окраине Кардиффа: двухэтажное здание с красной крышей, эркерами и тюлевыми занавесками на окнах. В цену входил завтрак и доступ к Интернету, что Джека полностью устраивало. Он заплатил за две недели; милая девушка за стойкой администратора выдала ему ключ с тяжелым деревянным брелоком и пожелала приятного пребывания.

Джек вымученно улыбнулся и поднялся на второй этаж. Из окна номера открывался вид на кладбище Катейс. Официальный вход, с аркой — шедевром архитектурного искусства — располагался с другой стороны, и если бы Джек не знал, что это кладбище, он бы решил, что растущие за забором деревья с мощными стволами и раскидистыми ветвями — это часть лесопарка, островка зелени среди домов и стоянок. Наверное, завтра он прогуляется там: нужно же чем-то заняться.

О своём приезде Джек не сообщил никому: ни Гвен, ни Энди. Ему не хотелось тревожить их, это правда, но основная причина заключалась в том, что Джек не был готов их видеть, говорить с ними о прошлом и вспоминать, вспоминать, вспоминать.

Джек заказал в номер пиццу, яблочный сок и свежие выпуски газет. Включил телевизор. Вытянулся на жёсткой кровати со своим нехитрым ужином. Монотонный голос диктора убаюкивал, и Джек задремал, не успев поднести очередной кусок пиццы ко рту.

Ему чудилось, что он проваливается в мягкую, дышащую тьму, но затем мрак рассеялся, и Джек очутился у «Миллениум-Центра».

Тускло горели фонари. По стене бесшумно струился водопад. Он задрал голову — в чёрном небе не горело ни одной звезды. Где-то в стороне волны в заливе набегали на берег, оставляя следы в виде мелких камней и ракушек. Джек чувствовал запах солёной воды на губах.

Он стоял в нерешительности, желая уйти от «Миллениум-Центра» как можно дальше и зайти внутрь, посмотреть, что стало с туристическим бюро одновременно. Какое-то движение слева привлекло его внимание. Он повернулся. Мужчина в тёмном костюме, босой, медленно приближался, шатаясь и обнимая себя руками. Свет фонаря на миг выхватил из темноты его лицо, и Джек ощутил, как сердце проваливается куда-то в желудок: это был Янто. Растерянный, испуганный и удивительно реальный для сна.

— Эй! — Джек двинулся к нему и резко остановился, когда Янто отшатнулся. — Не бойся. Это я, Джек. Ты меня узнаёшь?

Янто не отреагировал на вопрос и крепче вцепился в собственный пиджак.

— Где я? — пробормотал он. — Почему так холодно?

Джек потянулся к нему — успокоить, утешить — как вдруг пальцы наткнулись на мокрые комья земли. Он попытался разгрести их, освободиться из могильных объятий, но земля забивалась в нос, мешая дышать, и тянула его всё дальше вниз.

— Помогите, — просипел Джек, — кто-нибудь! На помощь!

И проснулся, дрожа и задыхаясь. Одеяло сбилось, опутало ноги, а коробка с недоеденной пиццей валялась на полу — видно, Джек спихнул её, когда метался по кровати.

Он встал, вытащил из рюкзака чистые носки и футболку — та, что была на нём, промокла от пота. Бросил взгляд на часы. Четыре утра. Самое время навестить Стену памяти, раз уж сон исключался: после подобных кошмаров Джек был не в состоянии спать, несмотря на то, что чувствовал себя разбитым.

Он накинул шинель — она помнила счастливые дни, и это успокаивало, — и вышел из номера. Немногочисленные постояльцы гостиницы «Косхольм» мирно спали в своих постелях, и по лестнице Джек спускался чуть ли не на цыпочках, чтобы не потревожить их покой.

До «Миллениум-Центра» он шёл пешком. В голове прояснилось, поэтому Джек даже не вздрогнул, обнаружив, что фонари давали так же мало света, как и в его кошмаре, и каскады воды падали вниз так же беззвучно.

Джек отыскал свободное от надписей место у края стены, взял маркер и начал выводить имена аккуратным, каллиграфическим почерком.

Тошико Сато. Оуэн Харпер. Стивен Картер. Вера Хуарез. Эстер Драммонд. Янто Джонс.

На последнем имени рука дрогнула, и «с» вышла растянутая, с некрасивым хвостом, которого у неё не должно было быть. Невдалеке кто-то раздражённо вздохнул, и Джек обернулся.

Женщина в чёрном пальто, сжав руки в кулаки так, что ногти наверняка впивались в кожу, смотрела на него полным ненависти взглядом. Джек пожал плечами, положил маркер на специальную полочку и направился в сторону набережной.

Залив был таким же величественным и прекрасным, каким он его запомнил. Джек опустился на песок и приготовился встречать рассвет. Однажды, давно, ещё до четыре-пять-шесть, он сидел на берегу вместе с Янто, и они наблюдали за тем, как встаёт солнце, передавая друг другу крышку от термоса, служившую чашкой, чтобы отхлебнуть восхитительно горячего чая.

Сейчас Джек ждал, пока посветлеет небо, в одиночестве. Наверное, это было к лучшему: единственный человек, кого он хотел видеть рядом, покинул этот мир, а присутствия кого-то другого Джек не сумел бы вынести. По крайней мере, в данный момент, когда розовый и оранжевый цвета уступали место безоблачной синеве.

Он сидел неподвижно до тех пор, пока солнце не высушило влагу на его щеках.

На обратном пути Джек зашёл в магазин, чтобы купить сэндвич с курицей и молоко. От мысли, что придётся завтракать в маленьком зале с другими гостями гостиницы «Косхольм», слышать их разговоры и смех, начинал дёргаться правый глаз. Да уж, нервный тик — это то, в чём он нуждался для полного счастья. Однозначно.

Джек с облегчением запер дверь номера, поставил покупки на стол, поморщился при виде коробки с пиццей — не забыть бы потом её выбросить. Сбросил шинель и устроился на полу, прислонившись к кровати спиной. Залпом осушил полбутылки с молоком. После долгой прогулки его мучила жажда. Перспектива превратиться в отшельника Джека не пугала: чего у него имелось в избытке, так это времени. И честно говоря, он не представлял, что с этим временем делать.

Долгие годы смысл его жизни составлял Торчвуд. Он и вообразить не мог, что когда-нибудь ситуация изменится, и он останется без команды, без цели, и пропадёт необходимость следить за разрывом в пространстве и времени. Хотел бы Джек всё это вернуть? После четыре-пять-шесть он без сомнений ответил бы: «Да». Теперь он не был в этом уверен.

Когда Оуэн и Тош погибли, спасая Кардифф, Джека наполняла решимость двигаться дальше. Сдаться означало предать память друзей. Смерть Янто его сломала. Внуком жертвовал другой Джек, который и так чувствовал невыносимую боль. Одной трагедией больше, одной меньше, какая разница, считал Джек. И ошибся. К боли прибавилось отвращение к себе. Однако человек ко всему привыкает, и он привык жить с этой ненавистью, обращённой вовнутрь. Смерть Эстер Драммонд явилась той самой соломинкой, что переломила верблюду спину. В день её похорон что-то в душе Джека выгорело дотла. Его постоянным спутником стала усталость, усугубляемая бессонницей. Врачи назвали бы её депрессией. Или посттравматическим расстройством. В любом случае, Джек полагал, что помочь ему не сумел бы ни один врач. Пару раз мелькала шальная мысль найти Доктора. Тем не менее, он отказался от этой идеи. Тогда, в инопланетном баре, Доктор с ним попрощался, а навязываться было не в привычках Джека. Кроме того, до него дошли слухи, что Доктор регенерировал. И ему не хотелось видеть незнакомое, чужое лицо.

Джек доедал сэндвич, когда в кармане шинели затрезвонил телефон. Он думал не брать трубку, но звон не умолкал. Джек торопливо проглотил последний кусок и выудил мобильник из шерстяных недр. На экране высветилось имя Гвен, и Джек издал стон досады. Он просил Гвен связываться с ним только в крайнем случае. Например, если на Землю вновь нападут инопланетяне. Или откроется новый Разлом. Так что этот звонок был своеобразным сигналом тревоги.

Джек поднёс телефон к уху и нажал на зелёную клавишу.

— Алло?

— Джек? Слава богу, — громко выдохнула Гвен. — Ты где?

— В Кардиффе, — неохотно признался он.

— Это хорошо. Ты должен приехать к нам с Рисом как можно скорее.

— Что случилось?

— Это не телефонный разговор. Дело касается Янто.

Из Джека будто вышибли воздух одним ударом в солнечное сплетение.

— Что-то с его могилой? — прошептал он. — Кто-то осквернил памятник?

— Причём здесь могила? — вздохнула Гвен. — Произошло что-то очень странное, Янто в шоке, и мы никак не можем его успокоить.

— Это шутка? — ярость затапливала Джека, как готовящаяся обрушиться на город волна. — Лично мне не смешно. Ты знаешь, как я… — «Любил его», — намеревался сказать он, но горло сдавило, как при приступе паники.

— Это не шутка, — буркнула Гвен, начиная сердиться. — Приезжай, и сам всё увидишь.

В ушах у Джека зашумело, и он не сразу сообразил, что Гвен отключилась, и сейчас на линии раздавались короткие гудки.

Он убрал телефон в карман шинели и несколько минут сидел, уткнувшись в неё лицом. Затем поднялся на ноги, продел руки в рукава.

Гвен требовала, чтобы он приехал немедленно. Так почему же он медлил, как будто кто-то добавил тормозной жидкости в кровь?

Джек боялся верить тому, что услышал. Тому, что она имела в виду, сказав: «Мы никак не можем его успокоить». Надежда — опасная вещь. И всё же, впервые за всё это время он почувствовал, как сердце колотится не от страха или отчаяния, а в ожидании настоящего чуда.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЯНТО

Милая девушка за стойкой администратора подтвердила, что у гостиницы есть несколько машин, которые можно взять напрокат, и выдала ему ключи от красной «Ауди».

По дороге к дому Риса и Гвен Джек очень старался не превышать скорость, боясь, что полицейские его остановят и продлят муки неизвестности. Он бросил машину у калитки и, в два прыжка взлетев на крыльцо, замолотил в дверь.

— Тише! — шепотом возмутилась Гвен, пропуская его в коридор. — Анвен разбудишь.

— А разве она не в школе? — удивился Джек, посмотрев на стенные часы, показывающие без пяти одиннадцать. Утра.

— Нет. Вчера у неё была температура, и я разрешила ей остаться дома, — объяснила Гвен и потащила его в гостиную. Судя по тому, как разгладилась складка между бровей, она была рада, что он наконец появился, и не стремилась этого скрыть.

Рис сидел на диване и что-то бормотал успокаивающим, тихим голосом. Но Джек не мог оторвать взгляд от человека рядом с ним, закутанного в плед, как в кокон. Из-под него виднелись лишь голые ступни, измазанные грязью, взъерошенные волосы и ладони, сжимающие кружку с чем-то горячим — из неё поднимался пар.

Ловя ртом воздух, Джек схватился за косяк, чтобы не упасть. Он где угодно узнал бы этот профиль и подживающую царапину на щеке. Он помнил, как Янто её получил.

— Джек приехал, — сообщила очевидное Гвен.

Янто поднял голову, вздрогнул всем телом и непременно выронил бы кружку, если бы Рис не успел её подхватить.

Джек отмер и бросился к нему, рухнул на колени, накрыл его трясущие пальцы своими. Они были тёплыми. Реальными. Из плоти и крови.

— Как? Как это возможно? — простонал Джек, борясь с подступающими слезами. Янто продолжал дрожать, не говоря ни слова.

— Патрульные обнаружили его рано утром у «Миллениум-Центра», — нарушил молчание Рис. — Они утверждают, что поначалу приняли его за пьяного: он бродил вокруг с растерянным видом, будто не сознавал, где находится.

— Ребята отвезли его в участок, — подхватила Гвен. — Хорошо, что Энди как раз относил шефу отчёт. Он узнал Янто и тут же позвонил мне. Мы с Рисом его забрали и привели сюда.

— Спасибо, — не оборачиваясь, произнёс Джек и коснулся ладони Янто губами в нежном поцелуе. Получалось, что они нечаянно разминулись: когда Янто появился на площади, Джек сидел на пляже и таращился на солнце, как сентиментальный дурак. Также его немного тревожило, что приснившийся кошмар сбылся наполовину: Янто был у «Миллениум-Центра», босиком и в том костюме, в котором его положили в гроб. Означало ли это, что вторая часть сна тоже сбудется и неизвестный враг похоронит Джека заживо? Господи, неужели он не заслужил хотя бы небольшую передышку?

Янто неожиданно поднял голову, уставился на него, как на привидение, открыл рот, силясь что-то сказать, но раздался лишь невнятный хрип.

— Не торопись. — Джек ободряюще сжал его пальцы. — Я с тобой. Всё хорошо.

— Как я попал сюда? Мы были… в Лондоне? Четыре-пять-шесть, они… Токсичный газ. Я умер? Было нечем дышать.

Джек стиснул зубы. Он знал, каково это: переживать каждую секунду предсмертной агонии и молить небеса, чтобы всё закончилось поскорее. И никогда не повторилось вновь.

— Что ты ещё помнишь? — еле слышно спросил он.

Янто непроизвольно дёрнулся. Джек обнял его за плечи, прижал к себе близко-близко, отметив, что Рис что-то прошептал Гвен на ухо, и они тихо вышли.

— Не отвечай, если не хочешь. Если это слишком, если ты не готов.

Янто уткнулся носом ему в шею. Забормотал:

— Я слышал тебя. Ты просил меня остаться. Не уходить. Я старался, Джек. Честно, я очень старался. Но никак не мог вдохнуть. Потом стало темно. А в следующую секунду я увидел фонари. И «Миллениум-Центр». На самом деле прошло больше времени, да?

— Да, — подтвердил Джек. «И ты не представляешь, сколько». — Ты как, хочешь есть? Пить?

— Я устал, — прошептал Янто.

— Это легко исправить, — Джек поцеловал его в висок. Погладил кончиками пальцев царапину на щеке. Тела людей, погибших в Доме-на-Темзе, поместили в одном огромном зале по соседству, и позже Джек гадал, какому идиоту пришло в голову обернуть мертвецов кроваво-красной тканью. Тогда он сел, жадно вдыхая обычный, неотравленный воздух, скосил глаза влево. Царапина на бледном, ледяном лице Янто смотрелась неестественно яркой, чужеродной полосой. Джек глядел на неё, пока Гвен не дотронулась до его плеча, и минуту спустя он заставил себя отвести взгляд и отреагировать на её сочувственные слова. — Гостиница «Косхольм». Тебе понравится. Уединённое местечко, чудесный вид из окна. Большая кровать. Поехали. Я только попрошу Риса одолжить нам какие-нибудь носки и ботинки, ладно?

В машину Янто забрался, по-прежнему кутаясь в плед — он цеплялся за него, как за спасательный круг, и это было настолько очевидно, что Рис и Гвен воздержались от комментариев. Рис молча принёс ему чистые носки и свои старые кеды.

— Я позвоню, — пообещал Джек. — Ещё раз спасибо.

— Не за что, — откликнулся Рис. — Ты уверен, что вам больше ничего не нужно?

— Нет. Мы разберёмся, — сказал Джек, садясь на водительское сиденье и заводя двигатель. — Рядом с гостиницей есть магазины, так что в случае необходимости мы всё купим там.

— Эй! — крикнул Рис, когда «Ауди» тронулась с места. — Носки и кеды можете не возвращать!

Милую девушку за стойкой администратора сменил флегматичный мужчина лет сорока. Он смотрел футбольный матч на планшете и даже не взглянул в их сторону, пока Джек и Янто поднимались на второй этаж.

Открыв дверь — одной рукой, потому что он не собирался выпускать Янто из объятий хоть на секунду, только не сейчас, когда он дышал ему в шею, Джек мысленно назвал себя чёртовым идиотом. Коробка с остатками пиццы всё так же валялась рядом с незаправленной кроватью; другой еды у него не было, как и одежды для Янто. Джек предпочитал путешествовать налегке, и все его пожитки помещались в рюкзак. Допустим, лишнюю футболку и нижнее бельё он найдёт. А вот за остальным придётся топать в ближайший супермаркет. Джек досадливо подумал: «Потом», — и осторожно потянул Янто за плед:

— Может, примешь душ? Почувствуешь себя лучше, обещаю, — про запах мокрой земли из своих кошмаров он решил не упоминать.

Янто послушно поплёлся в ванную, не расставаясь с пледом. Джек нахмурился: вроде бы там были чистые полотенца и мыло, но на всякий случай он достал из рюкзака гель для душа, который служил ему и шампунем в том числе, и поставил его на полку над раковиной. Положил на табуретку в углу (и зачем её только поставили в ванной?) боксёры с логотипом Бэтмена и серую футболку. Янто сбросил плед на пол, начал неловко стягивать с плеч пиджак, и Джек выскользнул за дверь. Мысли об обнажённом Янто грозили устроить мозгу коллапс, а ведь им ещё о многом нужно было поговорить.

Джек терпеть не мог душещипательные разговоры, но в этот раз без них было не обойтись. Янто многое пропустил: отбытие четыре-пять-шесть, День чудес, жертву, которую Джек принёс ради блага большинства. Того самого, которое важнее блага одного человека. Но легче от этого не становилось. Он стоял и молча наблюдал, как инопланетный сигнал разрушает тело его собственного внука. Он использовал Стивена в качестве передатчика и усилителя, и то, что тысячи детей вернулись к родителям, а четыре-пять-шесть никогда не посетят Землю снова, не приносило утешения. Оправдание, что ему не хватило бы времени найти кого-то другого, что-то другое, было всего лишь оправданием. Оно не снимало с Джека вины и не делало его героем. Элис как мать вынесла свой приговор: Джек никогда не забудет её последнего взгляда. Что скажет Янто, когда узнает об этом? Примет или отвернётся в ужасе?

Джек повесил шинель на спинку стула, засучил рукава рубашки и принялся за уборку. Хотя «принялся» — это было громко сказано: он ограничился тем, что расправил простыни и одеяло, взбил подушки и выкинул пиццу в мусорное ведро.

Душ перестал шуметь. Через несколько минут Янто показался из-за двери. Футболка была ему чуть-чуть великовата (если честно, она и на Джеке смотрелась балахоном), и почему-то это казалось очень трогательным. Грязный костюм остался в ванной. Ничего. Джек лично его выбросит. Позже.

— Иди сюда, — он откинул край одеяла, сел на кровать сам, спихнул с ног ботинки, не расшнуровывая их, расстегнул ремень, спиной чувствуя, как Янто медленно, неуверенно вытянулся на простынях и сжался, стараясь занимать как можно меньше места. Джек рванул брюки вниз, чуть не сняв их вместе с трусами, ногой спихнул их на пол и повернулся к Янто. Медленно, чтобы не напугать, вытянулся рядом. Несколько минут они просто смотрели друг на друга: Джек с жадностью, Янто — растерянно.

— Четыре-пять-шесть, — наконец выдавил Янто. — Они забрали детей?

— Нет. Они улетели и больше не вернутся.

— Ты уверен?

Джек дёрнул уголком рта.

— Я за это заплатил. Во всех смыслах.

— Что ты сделал? — спросил Янто мягко, сочувственно. Как прежде, до всего этого кошмара с инопланетянами, правительством и людьми, для которых своя шкура была дороже. Джеку всегда нравилась в нём эта черта: не настаивать, если Янто видел, что Джек не хотел ему о чём-то рассказывать, и не осуждать, когда признание всё-таки срывалось с его губ. Про Флэт Холм, к примеру. Или про то, как он выпустил руку младшего брата и затем потерял семью. Однако сейчас он не смел надеяться, что Янто его не осудит. Он погубил своего внука. Намеренно. И никакие причины в мире не могли изменить этого факта.

— Помнишь Элис, мою дочь? — Янто кивнул. — И её сына, Стивена? И то, что сигнал четыре-пять-шесть слышали только дети?

— Господи, — пробормотал Янто. — Ты имеешь в виду?..

— Я нашёл способ инвертировать сигнал. Мне был нужен проводник. Ребёнок, — подтвердил Джек и, сдавленно всхлипнув, рухнул на него, прижался к ключице щекой. Слёзы, сдерживаемые так долго, наконец потекли по щекам. — Стивен мёртв. И это я убил его.

Янто, благослови Небеса его душу, молча обнял его, без уверений в духе «ты не виноват» и «мне так жаль», погладил по спине, и Джека вновь пронзило чувство вины. Это Янто был в шоке от своего внезапного воскрешения, это он нуждался в поддержке и утешении, а вместо этого утешал Джека. Как всегда, он давал — любовь, понимание, сочувствие, а Джек принимал их и собирался потребовать большего.

— Я боюсь, что ты отвернёшься от меня.

— Я не знаю, почему вернулся. И как сумел это сделать. Но я никогда от тебя не отвернусь.

— Скажи, что прощаешь меня, потому я себя простить не имею права. Пожалуйста.

— Я не могу.

— Янто…

— Я не Господь Бог. Передо мной ты не виноват, а всё остальное — в Его руках. Кроме того, как я могу прощать кого-либо, если из-за меня умерли два ни в чём не повинных человека? Умерли жуткой смертью. У японского профессора наверняка была семья. И у той бедной девочки-разносчицы пиццы. А Торчвуд спрятал тела, и они никогда не узнают, что случилось с их близкими.

Джек отодвинулся, чтобы взглянуть Янто в лицо. Ласково коснулся царапины на щеке.

— Этих бедняг убил киберчеловек.

— Их убила Лиза, — поправил его Янто. — Которую в Хаб привёл я и спрятал в подземельях. И никого не предупредил об опасности.

— Ты считал, что сумеешь ей помочь.

— Любовь — это не оправдание, Джек. И, в отличие от тебя, я действовал из, назовём их так, эгоистических побуждений. Я не спасал мир. Или свою команду. Я просто никак не мог смириться с тем, что той Лизы, которую я знал и любил, больше нет. Вот и всё. А ты…

— А я не пожалел свою семью. И, будем смотреть правде в глаза, если бы я нашёл другого ребёнка, это не изменило бы результат. Просто… будь со мной, ладно? Так близко, как только можешь.

Янто обнял его крепче, и Джек ощутил, как его отпускает груз, что давил на него последние годы. Он поцеловал Янто в шею и замер так. Слёзы потекли снова (и разве они не должны были закончиться, он вроде вылил весь запас на футболку Янто пятнадцатью минутами ранее?). Тем не менее, он не стыдился того, что плачет. Янто держал его, не размыкая рук, и вскоре Джек заснул, даже не заметив, в какой именно момент отключился.

Его разбудило утреннее солнце — он забыл задернуть шторы. Проморгавшись, он потянулся… и резко сел; сердце застучало где-то в горле, мешая дышать. Янто. Боже, он…

— Я здесь.

Янто сидел в кресле, забравшись в него с ногами и закутавшись в шинель Джека по самые уши.

— Эй, тебе удалось поспать хоть немного? — обеспокоенно спросил Джек.

— Кажется, я больше не сплю. — Янто вздохнул и продолжил после паузы: — Я всё думал о том, как сюда попал, и не смог найти логичного объяснения.

— Настоящие чудеса нелогичны.

— А вдруг это не чудо? Кто я, Джек? Призрак, обретший материальную форму? Инопланетянин, принявший знакомый тебе облик? Зомби?

— Ну, если у тебя появится непреодолимое желание есть чужие мозги, скажи мне, и мы что-нибудь придумаем, — шутливо заметил Джек, чтобы разрядить атмосферу. Воскрешение Янто было подарком, а он привык к тому, что Мироздание не делает ему ни подарков, ни одолжений. И он не знал, какую цену оно с него теперь потребует.

— Это не смешно.

— Главное, что ты жив. Всё будет хорошо, я позабочусь об этом.

— Джек, ты не знаешь…

— И не хочу знать. Сейчас единственное моё желание — это чашка кофе. Очень большая чашка. Тебе она тоже не помешает. Чёрт, телефон.

Мобильник надрывался где-то в недрах шинели. Янто непослушными пальцами вытащил его и протянул Джеку.

— Алло? Кто мне звонит в такую рань?

— Вообще-то уже полдень, — недовольно произнесла Гвен. — Вы что, ещё спите? У тебя телевизор в номере есть? Или радио? Это во всех новостях.

— Что во «всех новостях»?

— Люди. Те, что умерли недавно или много лет назад, они возвращаются. Как Янто. Представляешь? Многие паникуют — боятся повторения Дня чудес. Ходят слухи, что начался конец света. И тебя разыскивает детектив Свенсон. Она обрадовалась, узнав, что ты в Кардиффе, и просила тебя приехать в участок как можно быстрее.

— Что ей нужно?

— Понятия не имею, но она сказала, это срочно.

— Хорошо. Я приеду минут через сорок.

— Отлично! — воскликнула Гвен и повесила трубку.

— Что случилось? — с тревогой прошептал Янто.

— Что ж, — Джек попытался ободряюще ему улыбнуться, — не знаю, к добру или к худу, но, по-моему, Торчвуд три опять в деле!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КЭРИС

Из гостиницы Янто вышел в шинели, красный от смущения и некоторой досады. Ключи от красной «Ауди» Джек администратору не сдавал. Наверное, это было к лучшему: меньше расспросов — меньше подозрений.

Изначально Джек предложил Янто остаться в номере и всё-таки попробовать поспать. Однако тот начал паниковать от одной мысли об этом, и Джек положил руку ему на плечо в попытке успокоить и потянул его к двери:

— Если честно, вместе веселее. Да и мне так будет спокойнее.

По дороге в участок Джек заехал в магазин одежды.

— Только не костюм, — сказал Янто, поэтому он купил джинсы и фланелевую рубашку, а также пару носок и кеды. Те, что Янто дал Рис, дышали на ладан.

Янто переоделся прямо в машине и никак не прокомментировал выбор Джека. Тот мог лишь гадать, понравился ли ему новый стиль или он мечтает оторвать Джеку голову.

Элла Свенсон встретила их чуть ли не на пороге и сразу же увела к себе в кабинет.

— Располагайтесь. Воды? Чая? Кофе?

Джек и Янто сели на диван напротив стола Эллы и озадаченно переглянулись.

— Что происходит, детектив?

— Вы в курсе, что у нас тут люди воскресают?

— Да, нам сообщили.

— Кэрис Флетчер. Вам знакомо это имя?

— Да. Несколько лет назад она чуть не стала жертвой… сексуального маньяка.

О том, что этим маньяком был инопланетянин, вселившийся в тело Кэрис, Джек благоразумно умолчал.

— Два года назад она погибла. А вот сегодня…

— Воскресла?

— Верно. И заявила, что будет говорить с вами и ни с кем другим.

— Ладно. Я с удовольствием с ней побеседую.

— И очень меня выручите.

Янто вцепился в предплечье Джека, и тот чуть не вскрикнул от неожиданности и боли.

— Эй, — шепнул он. — Не волнуйся. Возможно, разговор с Кэрис поможет понять, как ты вернулся в мир живых. В любом случае, я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, ясно?

Элла придвинула к себе стоявший в углу стола телефон и, набрав короткий номер, рявкнула в трубку:

— Смит? Приведи девушку из пятнадцатой камеры.

Янто вздрогнул и вжал голову в плечи. Этого Джек вынести не мог.

— Что?! — Он вскочил с дивана и возмущённо навис над Эллой. — Воскрешение — это шок. Люди наверняка напуганы и растеряны, а вы сажаете их в камеры, как преступников?! Я был о вас лучшего мнения, детектив Свенсон.

Элла примирительно подняла руки.

— Остынь, капитан. Мисс Флетчер сама попросила, чтобы её заперли, цитирую, «в самой надёжной камере во всём участке».

— Зачем?!

— Если бы я знала. Она пришла около одиннадцати. Сказала, что воскресла из мёртвых. И что хочет в камеру. Мы поначалу приняли её за сумасшедшую. Но она настаивала, что умерла два года назад, в Лондоне. Да и вскоре стали поступать звонки о других воскрешениях. Мы связались с лондонской полицией. Они всё подтвердили. Мисс Флетчер тогда отмечала с друзьями получение диплома. Она окончила университет с отличием, ей поручили финальную речь, и она очень этим гордилась. Мисс Флетчер возвращалась в кампус, когда пьяный водитель сбил её на пешеходном переходе. Трое суток врачи боролись за её жизнь, но, увы, полученные травмы оказались слишком серьёзными. Отец мисс Флетчер чудом успел с ней попрощаться. Она умоляла нас ничего ему не говорить. Ну, о том, что она сейчас здесь. Мы пошли ей навстречу. Я надеюсь, что с вашей помощью у нас получится разобраться, какого чёрта здесь творится.

— Я тоже на это надеюсь.

От ночёвки на полу всё тело ломило. Мэгги простояла под горячим душем почти двадцать минут, прежде чем боль хоть немного утихла. Она приготовила нехитрый завтрак для Кэти-Энн — овсяные хлопья с молоком и апельсиновый сок — и лишь потом рискнула выглянуть в окно. Чарли не было в саду. Ушёл или затаился, чтобы наброситься на неё, когда она осмелится покинуть дом?

Кэти-Энн возникла на пороге кухне бесшумно, как привидение, и Мэгги невольно попятилась.

— Сколько раз я просила не подкрадываться! Ешь, а то опоздаешь в детский центр.

Кэти-Энн скользнула за стол и взяла ложку. Отправила в рот горсть хлопьев так же беззвучно, как двигалась, и Мэгги захотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть. Или дать оплеуху. Она едва сдержалась.

И подумала: от занятий с логопедом и психологами вряд ли будет толк. Рисунки Кэти-Энн не потеряют жуткого очарования. И не обретут более весёлые цвета. Зато никто не назовёт Маргарет Бейтс плохой матерью.

Одевалась Кэти-Энн мучительно медленно. Мэгги ждала, злилась, наблюдая, как по полу ползали чёрные мотыльки, а сердце терзал страх. Чарли умер. Она проверяла пульс. Он умер, умер, умер. Сдох, как собака. Вероятно, вчера Чарли просто привиделся ей. Призрак с укоряющим взглядом. Странно. Угрызений совести Мэгги не испытывала. Только жгучую, болезненную ненависть.

Она вышла на крыльцо. Чарли стоял у куста шиповника. Его лицо всё так же было измазано кровью.

— Убирайся! — прошипела Мэгги.

Чарли уставился на неё. Страшные, немигающие глаза, казалось, прожигали в её коже дыру.

— Где моя дочь? — прохрипел он.

— Убирайся, — звенящим от напряжения голосом повторила Мэгги. — Тебе здесь не место.

— Я хочу видеть свою дочь.

— Ты никогда её не увидишь, подонок. Ты потерял на это право, когда моего отца сожгли в печи. Когда у моей матери случился инфаркт.

— Кэти-Энн…

— Не произноси её имя. Уходи, иначе я вызову полицию.

Чарли покачал головой.

— Я не уйду. Мне нужна Кэти-Энн. Пожалуйста, Маргарет.

Мэгги бросилась обратно в дом. Захлопнула тяжёлую дверь, привалилась к ней спиной.
Кэти-Энн продолжала застёгивать пальто. Она должна была слышать крики Мэгги, но почему-то на них не отреагировала. Мэгги это скорее раздражало, чем пугало.

— Раздевайся и возвращайся к себе в комнату, — сердито приказала она. — Сегодня мы никуда не идём.

Она направилась в кухню, не оглянувшись, чтобы проверить, послушалась ли её Кэти-Энн. Схватила телефон и трясущимися пальцами набрала номер полицейского участка. Они приедут и заставят Чарли уйти. Обязательно.

Помощник Эллы принёс поднос с водой, кофе и печеньем, положил на стол стопку каких-то папок и молча вышел. Элла зашуршала бумагами, периодически бросая на своих гостей взгляд из-под ресниц.

— Спасибо, — искренне произнёс Джек, отпив восхитительно горячей жидкости. — Янто?

— Я не голоден.

— Выпей хотя бы воды, очень тебя прошу.

Янто взял в руки стакан. Дверь распахнулась.

— Мисс Флетчер, мэм, — доложил коренастый полицейский. Вероятно, тот самый Смит, с которым Элла говорила по телефону.

Кэрис была одета в лёгкое летнее платье — синее с белыми цветами, волосы свободно падали на плечи; и Джек с облегчением отметил, что на её запястьях не было следов от наручников. Элла указала ей на кресло, и Кэрис села, сложив руки на коленях.

— Мэм? — переступив с ноги на ногу, сказал Смит. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. — У нас проблемы.

— Поясните.

— Не все… рады видеть воскресших родственников. Четверо арестовано за драку. У участка собралась толпа…

— Я разберусь. А вы, капитан, надеюсь, убедите мисс Флетчер, что камера — не гостиница для законопослушных граждан. У нас их ограниченное количество, и, судя по всему, они нам пригодятся для настоящих нарушителей правопорядка.

— Есть… мэм.

Элла хмыкнула и последовала за встревоженным Смитом. Джек, Янто и Кэрис остались одни. Джек придвинул к ней чашку кофе, и Кэрис благодарно обхватила её ладонями. Янто допил воду и вновь вцепился в предплечье Джека, не сводя с Кэрис глаз.

— Вы меня помните, капитан? — спросила она, когда неуютная, почти гробовая тишина достигла своего пика.

— Разумеется, — ответил Джек. «Вас трудно забыть», — хотел добавить он, но это прозвучало бы пошло и неуместно, поэтому он сказал иное: — Обращайтесь ко мне по имени. Если я и был капитаном, то очень давно.

— Хорошо. Джек. Вы знаете, что происходит? Почему люди, такие, как я, возвращаются?

— Нет. Но мы это выясним. Я хочу спросить, чего вы боитесь? Зачем решили спрятаться за решёткой?

— Я умерла. Я помню. — Янто дёрнулся, и Джек положил ладонь на его судорожно сжатые пальцы. — Я слышала, как доктора шептались: «до утра не доживёт». Папа плакал. А затем… все звуки исчезли. А очнулась я в Кардиффе. У калитки своего дома. Ну, раньше он был моим.

— Вы не вошли внутрь, — это было утверждение, не вопрос, но Кэрис всё равно кивнула. — Почему?

— Я спросила у детектива Свенсон. После моей смерти отец бросил пить. Год назад он женился. Его жена ждёт ребёнка. Он отгоревал, понимаете? А я не знаю, кто я теперь? Вдруг я завтра исчезну, рассыплюсь в пепел? Я не хочу, чтобы он оплакивал меня во второй раз. Это нечестно по отношению к нему. Кроме того, я не хочу причинить ему вред. Как тем несчастным юношам.

— Тогда это были не вы.

— Ну да. И это существо из космоса не желало никому зла. Но оно захватило моё тело и заставило меня творить жуткие вещи. Я вообще не хотела заниматься сексом. Никогда. Но оно…

Джек не знал, что ей ответить. Любые утешительные слова показались бы издевательством. В том числе восхищение её мужеством и тем, что после всего она нашла в себе силы жить дальше, уехала учиться и, если бы не трагическая случайность, сейчас занималась бы тем, что было бы ей по душе. Поэтому он молча слушал, не убирая ладони с руки Янто.

— Кто знает, может, сейчас меня тоже кто-то контролирует. Или я — это не я, а просто копия.

Утром Янто говорил практически то же самое, и в их сомнениях имелся смысл. Всё же Джеку хотелось верить, что они ошибаются. К тому же, ни Янто, ни Кэрис не походили на тех, кто вольно или невольно намеревался порвать кого-нибудь на куски или что-то в этом духе.

— Всё равно это не повод устраивать себе одиночное заключение, — сказал он.

— Поэтому я и хотела поговорить с вами. Именно вам удалось остановить меня тогда, — бесхитростно призналась Кэрис.

Телефон, который Джек перед выходом из гостиницы, небрежно сунул в карман брюк, разразился резкой, диссонансной трелью. Номер на экране высветился незнакомый, и Джек несколько напрягся.

— Алло?

— Мы отыскали вашу машину на одном из правительственных складов, — Кейт Летбридж-Стюарт, видимо, запомнила их общую нелюбовь к хвостам воображаемых котов и перешла прямо к сути. — И переправили её в Кардифф. Однако в гостинице вас не застали.


Продолжение в комментариях

@темы: слэш, четвертый тур, тексты, Янто Джонс, Джек Харкнесс

---

И уцелел один, иллюстратор Carcaneloce

[Big Who Bang]

Название: Добро пожаловать в Йеллоу Форк, Доктор Джон Форман
Иллюстратор: Carcaneloce
Форма: арт
Жанр: портрет
Персонажи/Пейринг: Пятый Доктор
Дисклеймер: все права у ВВС
Тип: джен
Рейтинг: G
Примечания: иллюстрация для фика на Big Who Bang 2018
Краткое содержание: "Он стоял к ней спиной, засунув руки в карманы, и молча разглядывал книжные полки. <...> В его больших голубых глазах сверкнула тревога, но он быстро оправился и заставил себя изобразить на лице нечто сходное спокойствию. Он был высок, по-мальчишески красив – от силы на несколько лет старше нее, – с очень короткими светлыми волосами, аккуратно зачесанными на одну сторону. Он был одет слишком прилично для шахтера – в темный твидовый костюм с галстуком и вязаным жилетом. Больше всего любопытство вызывал протянувшийся над правым ухом длинный неровный розоватый шрам, едва видимый в утреннем свете, бившем через окно магазина".
Ссылка на пост фика: читать

Название: Элизабет
Иллюстратор: Carcaneloce
Форма: арт
Жанр: портрет
Персонажи/Пейринг: ОЖП (Элизабет Фрейзьер)
Дисклеймер: все права у ВВС
Тип: джен
Рейтинг: G
Примечания: иллюстрация для фика на Big Who Bang 2018
Ссылка на пост фика: читать

Название: За гитарой
Иллюстратор: Carcaneloce
Форма: арт
Жанр: бытовая зарисовка
Персонажи/Пейринг: Пятый Доктор
Дисклеймер: все права у ВВС
Тип: джен
Рейтинг: G
Примечания: иллюстрация для фика на Big Who Bang 2018
Краткое содержание: "После позднего ужина Джон сидел на диване в гостиной, рассеянно бренча на гитаре. <...> Впрочем, сейчас он был слишком занят своими мыслями, чтобы играть всерьез".
Ссылка на пост фика: читать

Название:Пламенеющий Северо-восток Британской Колумбии
Иллюстратор: Carcaneloce
Форма: арт
Жанр: пейзаж
Дисклеймер: все права у ВВС
Тип: джен
Рейтинг: G
Примечания: иллюстрация для фика на Big Who Bang 2018
Ссылка на пост фика: читать

@темы: четвертый тур, гет, джен, иллюстрации, Пятый Доктор

---

И уцелел один, переводчик Sexy Thing

[Big Who Bang]

Название: И уцелел один
Переводчик: Sexy Thing
Бета: Sexy Thing
Иллюстратор: Carcaneloce
Оригинал: “And Then There Was One” by SpaceTimeConundrum, разрешение на перевод получено
Размер: макси, 36 916 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: альт!Пятый Доктор, альт!Мастер, альт!Романа, ОМП, ОЖП
Категория: джен с элементами гета
Жанр: драма, экшн, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: Война Времени окончена. Галлифрей пал, Доктор исчез, а в маленьком канадском городке Йеллоу Форк появляется военный врач Джон Смит. Вскоре по городу прокатывается серия таинственных убийств – и каким-то образом они связаны с Джоном и его участившимися необъяснимыми головными болями и странными, неземными сновидениями. Между тем полиция Йеллоу Форк все больше и больше подозревает его в совершении этих преступлений...
Примечание/Предупреждения: Насилие, медикаментозные манипуляции, множественные смерти второстепенных персонажей, смерть(-ish) главного персонажа;
АУ-«Вселенная Пита», где в Войне Времени участвовал не Восьмой и Военный Доктор, а Пятый. И да, ТАРДИС – красная будка (не спрашивайте). Фик входит в серию приключений альт!Пятого Доктора и является хронологически третьим по счету. Предыдущие истории серии переводчик честно не читал.
Ни одно упоминание, описание и использование лекарственных средств не является ни пропагандой наркотиков, ни руководством к действию, ни призывом использовать их для борьбы с пришельцами. Не повторяйте прочитанного дома;
Название фика – отсылка к известной считалке из романа Агаты Кристи «Десять негритят»:
(…)
Топили двое негритят
В ненастный день камин.
В огонь один свалился брат,
И уцелел один.
(пер. С. Я. Маршака)
Ссылка на пост иллюстраций: смотреть
Ссылка на скачивание: doc | fb2 | pdf | txt

Глава первая: Падение Галлифрея

Все было решено.

Осознав окончательность этого решения, Доктор неожиданно почувствовал облегчение – даже несмотря на то, чем оно грозило ему самому. В конце концов, он сам предложил выход, и он никому бы не позволил взвалить на себя эту ношу. Они вложились в реализацию плана, и этого было достаточно: ответственность за последний шаг должен был нести он и только он. Впрочем, никто особо не пытался его отговорить – у чужого сочувствия все же были границы. Ведь, по общему счету, план был чудовищен, и его оправдывало только то, что неизбежная финальная Битва за Галлифрей, если ее допустить, грозила всей Вселенной неисчислимыми потерями. Если идея Кощея сработает, может быть, кто-то сумеет все это пережить. Но мало кто поблагодарит его за такое «милосердие», ведь именно им предстоит уживаться с чувством вины.

Он стоял, дрожа на холодном ветру, вечном спутнике этой крошечной негостеприимной луны, которую они выбрали в качестве точки сбора. Идеальное место для планирования предательства и гибели всего, что когда-либо было им дорого. Лишь теперь до него начинало доходить, что, если все пойдет по плану, возможно, перед ним стояли последние повелители времени. От их когда-то великой и древней цивилизации останутся лишь мифы и легенды. Ему становилось дурно от мысли, что именно его рука должна нажать на кнопку. Доктор меньше кого бы то ни было был склонен ностальгировать по своей планете – так уж сложилось, – но даже он не мог себе представить мир без Галлифрея. Несмотря на все свои пороки, он все еще был родным домом. Что ж, по крайней мере, у Доктора не будет возможности прочувствовать отсутствие планеты на себе.

Все детали были обговорены, им оставалось лишь попрощаться. День прошел в торопливых хлопотах: Аркадия пала; Рассилон, конечно, уже знал, что Момент попал в руки Доктора, и бросился на поиски. Вряд ли Президент повелителей времени подозревал сговор – хотя бы пока – но проследить могли за любым из них. Доктор призвал на помощь лишь тех, кому доверял, но именно по этой причине каждый из них был более или менее известен своей дружбой с ним. Обычно необходимость поторапливаться кажется нелепой, когда у тебя есть машина времени, но война уже нанесла ткани пространства-времени в этом регионе серьезный вред, так что общее беспокойство было оправданным. Единственным, что удерживало разваливающуюся реальность, был временной замок, окруживший Галлифрей. Но благодаря ему события неслись к фиксированной точке с оглушающей скоростью.

Они собирались воспользоваться нападением крейсера далеков и хаосом, который оно повлечет, как прикрытием; Доктор и Кощей должны были направить ТАРДИС в центр планеты, к Оку Гармонии, расположенному в глубоких тоннелях под Цитаделью. Все остальные на своих кораблях должны были отвлекать далеков и повелителей времени, пока Момент не будет приведен в действие. Те, кто сумеет, в последнюю возможную секунду сбегут через воронку и с помощью хамелеонной арки изменят свою биологию, чтобы их не задело взрывной волной. Когда Доктор использует Момент, все, что хотя бы отдаленно похоже на далека или повелителя времени, будет уничтожено.

Давным-давно, до того, как Война Времени изменила все, Доктор ценой многих жизней предотвратил ядерный взрыв и прочитал длинную речь о том, что все могло бы быть иначе. Его давние слова эхом долетали сейчас до его разума. До этого не должно было дойти. Но далеки не собирались останавливаться, а Верховный Совет так отчаялся, что был готов привести в действие «Последнюю Санкцию» Рассилона и разорвать саму ткань времени и пространства – и все это лишь бы закончить войну. Это было безумие, но после всего, что ему довелось пережить, после всего, что они с ним сделали – он знал, что повелители времени на это пойдут. И чтобы остановить их, Доктор был готов совершить немыслимое. Если спасение Вселенной требовало пожертвовать его жизнью и всем Галлифреем, у него не оставалось выбора. Они перебрали все возможные варианты развития событий, отчаянно надеясь найти другой выход, но каждый раз война приводила лишь к большему числу смертей. Это был единственный шанс предотвратить гибель самого времени.

Доктор переходил от одного друга или товарища к другому, пожимая руки и чувствуя, как мрачная судьба заносит над ним руку, словно Дамоклов меч. Мало кто был в силах встретить его взгляд, но даже в их глазах плескалась плохо скрываемая жалость. Их не в чем было винить. Романа была последней.

Она, как и многие из присутствующих, регенерировала во время войны, и теперь на него сочувственно смотрели глаза медового цвета. Они казались слишком старыми для ее молодого лица. Но в них Доктор увидел не жалость, а понимание, горло вдруг обожгло, он почувствовал, что вот-вот расплачется по-настоящему. Не желая раскисать прямо здесь, на глазах у всех, он заставил себя переключиться на другой, совершенно иной импульс и, притянув к себе ошарашенную повелительницу времени, мягко поцеловал.

Они столкнулись благодаря обстоятельствам и враждующим Стражам, они путешествовали вместе много лет, медленно образуя своего рода неправдоподобное партнерство. Очень редко между ними проскакивала искра взаимного уважения, может быть, даже влечения, но после окончания поисков Ключа Времени они так долго считали себя друзьями, что сама идея каких-либо иных отношений казалась нелепой. По крайней мере, до войны.

Это случилось после того, как первая волна Деградаций Скаро уничтожила галлифрейский флот. Они сидели в поврежденной ТАРДИС Романы, слишком усталые, чтобы осознать все те ужасы, что предстали перед их глазами в этот день. Доктор до сих пор не знал точно, кто начал первым, но неожиданно Романа оказалась в его крепких объятиях, и с этого момента все пошло по наклонной. От друзей к любовникам они перешли, не сговариваясь. После Романа, как самая практичная из них двоих, настаивала, что это был лишь один раз; она заставила его пообещать, что никогда, ни при каких обстоятельствах между ними не будет даже намека ни на что, кроме дружбы. И, конечно же, как это обычно бывает, при следующей встрече все повторилось.

Встречаться таким образом после сражений стало для них своеобразной традицией. Лучше так, чем говорить о том, что с ними сотворила эта война. До и после этих кратких свиданий Романа сохраняла с ним исключительно профессиональный тон. Уважая ее желания, Доктор воздерживался от публичных проявлений своих чувств и прилагал все силы, чтобы выбросить из головы любые романтические мысли. Они вели невозможную войну, и именно она должна была занимать все их внимание. Романа была права: на поле боя эмоциональные привязанности лишь мешали и отвлекали. Если бы события развернулись иначе, возможно, у них был бы какой-нибудь шанс, но пока взаимного утешения оказалось вполне достаточно.

Впрочем, здесь и сейчас, за один шаг до конца, было бессмысленно отрицать, что в глубине своих сердец он был всего лишь старым сентиментальным дураком. Доктор медленно отстранился и осторожно приоткрыл глаза, почти ожидая, что она разозлится. Но в лице ее была грусть.

– Доктор… – начала было Романа.

– Я знаю. – Он слабо, застенчиво улыбнулся. – Романадворатрелундар, дорогая моя, для меня было честью путешествовать с тобой. Если выживешь, сделай для меня кое-что: будь великолепна.

Он еще раз крепко обнял ее и отступил.

– Конечно, Доктор, – сдавленно улыбнулась она, хотя улыбка и не отразилась в ее глазах.

Остальные не могли не заметить странное поведение Доктора. Дракс и Корсар наблюдали за ним с легкой насмешкой, взгляд Кощея был странно затуманен. Остальные, казалось, были удивлены и немного смущены этой глубоко личной сценой.

Доктор прочистил горло, собираясь сказать что-то еще, но подходящая к случаю эпитафия так и не пришла. Сейчас он был одновременно палачом и приговоренным, и черный юмор уже не мог вытащить его из петли. Так что он просто засунул руки в карманы, мрачно кивнул собравшимся, повернулся и медленно побрел к ТАРДИС.

Кощей последовал за ним, вместе они установили координаты Галлифрея. Доктор молча копался с навигационными настройками, Кощей программировал хамелеонную арку, которой должен был воспользоваться для собственного побега, как только доставит Доктора к Оку. План шел как по маслу: они незамеченными пробрались за небесные траншеи и пока еще не столкнулись ни с одним из привычных силовых барьеров Капитолия. ТАРДИС нехотя приземлилась, почти застонав от боли – она явно чувствовала, что ждало их впереди. Доктор погладил консоль и в последний раз поднял взгляд на ротор, пытаясь подавить страх и сожаление.

– Все было просто чудесно, старушка, – прошептал он и поднял Момент, взвешивая его в руках.

Он был меньше, чем Доктор себе представлял, но очень тяжелым – совершенно непредставительным для разумного устройства, способного, при наличии мощного источника энергии, выжечь из времени целые галактики. Для этого и было нужно Око Гармонии. Когда Момент заперли в Арсенале Омеги, предполагалось, что без изъятых энергетических схем он будет безвреден, но Доктор слышал тихое тиканье механизмов внутри. Казалось, этот звук эхом отдается во всем теле до костей, и даже при простом взгляде на Момент его ощущение времени сходило с ума. Он поборол волну тошноты и осторожно опустил оружие на пол. Даже повернувшись к ящику спиной, он ощущал, будто тот следит за ним.

Оставалось одно последнее прощание. Он обернулся к другу детства, мальчику, с которым рос в Академии, пока расстояние и философские разногласия не привели их к разрыву. Они оба были не согласны с политикой невмешательство, диктуемой повелителями времени, но по разным причинам. Доктор просто хотел предотвращать несправедливость и трагедии, насколько это было возможно, Кощей же считал, что, благодаря своим знаниям и интеллекту, повелители времени могли напрямую влиять на развитие примитивных цивилизаций. Он взял себе имя Мастер и покинул Галлифрей, чтобы доказать свою теорию благонамеренной диктатуры. Его усилия не имели успеха, и в большинстве случаев бывшие лучшие друзья оказывались по разные стороны баррикад. Лишь ошибка Мастера на Логополисе, спровоцировавшая регенерацию Доктора, привела к хотя бы частичному примирению, когда разбежавшиеся повелители времени снова встретились в Зоне Смерти.

В следующий раз они столкнулись на полях сражений Войны Времени, и к тому времени она изменила обоих. То, что именно им двоим пришлось остаться у самого порога гибели Галлифрея, казалось Доктору в своем роде правильным. В разодранной форменной куртке Кощей казался изможденным и пустым – и Доктор не сомневался, что он сам выглядел так же. Его друг сжимал в руках шлем хамелеонной арки, его опущенный взгляд терялся в тени.

– Кощей, времени мало, – сказал Доктор, удивившись тому, насколько ровным и спокойным был его голос.

– Да, старый друг, – отозвался тот, аккуратно опустив устройство на консоль. Кощей шагнул к нему и коснулся ладонью его лица. – Как жаль, что все должно кончиться вот так, я собирался еще так много сделать.

Доктор в замешательстве моргнул, но прежде, чем он успел ответить, губы Кощея впились в его собственные, и он оказался придавлен к перилам. Друг отпустил его с определенно хищным, хотя и полным сожаления блеском в глазах. Доктор ошарашенно смотрел на него.

– Прошу прощения, дорогой мой Доктор, но, должен заметить, мне давным-давно стоило это сделать. Надеюсь, однажды ты найдешь силы простить меня, – проговорил Кощей. Лишь тогда Доктор заметил, что его руки прикованы к перилам, да так крепко, что он не мог пошевелиться.

– Кощей! Что… что ты делаешь? – Он дернулся, пытаясь высвободиться.

– То, что нужно сделать. – Взгляд Кощея скользнул к Моменту. – Я у тебя в долгу, забыл? Ты всегда был мягкосердечным, Тета. Признай: если кто из нас и заслуживает жизни – это ты.

– Кощей, нет, – хрипло возразил Доктор.

Мастер не обратил на его мольбы внимания и подошел, держа в руках шлем хамелеонной арки.

– Я запрограммировал ее на человеческую биологию – ты ведь всегда чрезмерно любил эту отсталую планетку. Наручники откроются через час, но к тому времени ты уже не будешь собой.

Он надел аппарат на голову сопротивляющемуся Доктору.

– Ты не можешь, это должен быть я, это моя вина! – в отчаянии закричал Доктор.

Мастер покачал головой.

– Если ты когда-нибудь вернешь себя, Доктор, вспоминай обо мне с теплотой.

Он погладил Доктора по еще коротким волосам, которые отстриг полевой врач, чтобы добраться до раны несколько недель (или, может, даже лет) назад, и включил устройство. Колени Доктора подогнулись, он закричал, когда оно начало переписывать его биологию.

Торопливо и уверенно Мастер щелкнул подготовленным переключателем на консоли, подобрал Момент и шагнул к двери. На мгновение он остановился, бросил через плечо последний взгляд, и вышел из ТАРДИС, чтобы навсегда решить судьбу Галлифрея.

– Au revoir, Доктор.


Глава вторая: Сумма его воспоминаний

«Знаешь, человек – это сумма его воспоминаний.
А повелитель времени – тем более».

Иногда он помнил вещи, которых никогда не было. Или не могло быть. Фрагменты никем не прожитых жизней, места, в которых он точно никогда не был – которые, скорее всего, даже не существовали. Не могли существовать. Долгое время он думал, что, наверное, сходит с ума; как и все ветераны, с войны он вернулся не только с физическими шрамами. Он слишком часто наблюдал эти симптомы у возвращающихся с фронта солдат, чтобы не заметить их у себя. Но время от времени он задавался вопросом, только ли в этом дело.

Не помогало и то, что воспоминания о собственной, реальной жизни были затуманены не меньше – благодаря куску шрапнели, угодившему в голову и уложившему его в госпиталь до самого подписания перемирия. Он мог наизусть пересказать свой послужной список слово в слово, но детали смешивались в памяти в смутную какофонию невозможных миров, перемежаемых картинами смерти, образами металлических монстров, обжигающей болью и ощущением, будто вокруг него скручивается само время. Он не любил говорить о войне и даже старался не думать о ней, но со снами он почти ничего не мог поделать.

Самыми спокойными ночами он спал тихо, практически не пошевелившись до самого утра. В плохие времена война вторгалась в его память, и он просыпался в холодном поту, неудержимо трясясь и не желая ложиться из страха перед ужасами, которые ждали его во сне. Бывали ночи, когда он лежал с открытыми глазами и пытался разложить все по полочкам, собрать осколки своих воспоминаний и понять, откуда в его голове появляются знания, которых не может быть. Это время было хуже всего, потому что, обдумывая возможные варианты, он всегда знал, что лишь один ответ мог объяснить все происходящее. Он не сходил с ума, он уже был потерян, и эта мысль пугала его до дрожи.


Конец февраля 1949 года. Северо-восток Британской Колумбии, Канада.
Жар. Оранжево-желтое пламя поднимается выше. Ох, оно жжет, жжет, жжет! Он стискивает зубы и идет вперед. Лишь когда боль отступает, он начинает беспокоиться. Чем дольше тянется эта война, тем более жестокой и простой становится тактика далеков. Огонь оттесняет их ничуть не хуже, чем любое другое оружие, и его так просто использовать.

Он чувствует, как приближается Петля, легкой дрожью в кончиках пальцев; менее чем через двенадцать минут временная линия перезапустится. Неизбежность давит на него, потому что он знает: в следующем кольце приказ к отступлению будет дан раньше, они снова бросят жителей беззащитного мира на произвол судьбы, даже не попытавшись их спасти. Неудивительно, что вся остальная Вселенная начинает испытывать к ним такое же отвращение, что и к Империи далеков.

Он чувствует запах горелой плоти, чувствует, как шипит кожа, но изо всех сил сдерживает мощный поток регенерационной энергии, курсирующей по венам: когда временная линия перезапустится, ее отбросит назад, а после такого он всегда чувствует себя дурно. Вдобавок каждая регенерация напоминает о том, что с ним сделали, и это определенно неприятно. Лучше сосредоточиться и постараться запомнить все, что он знает о расположении войск далеков, чтобы доложить командованию, когда вернется.

Но боль уже затуманивает взгляд, он чувствует, как слабеет лихорадочный стук сердец в грудной клетке. В этот раз избежать регенерации не удастся. Надо хотя бы постараться, чтобы его не вырвало на собственные ботинки. «А ведь они зовут меня Надвигающимся Штормом», – горько думает он. Сделав последний вдох, он распрямляется и отпускает мысленную железную хватку, которой сдерживал энергию внутри своего тела. Он кричит, когда совсем другое пламя поглощает его целиком.


Он проснулся в панике, вцепившись пальцами в простыню, хватая ртом воздух. Таких выразительных снов он не видел уже несколько месяцев, он почти посмел надеяться, что они оставили его навсегда. Он постарался выровнять дыхание, глядя на полупрозрачные облачка пара, поднимающиеся и растворяющиеся в лунном свете. Огонь в маленьком камине в центре комнаты почти погас за ночь, и воздух в коттедже холодил влажную от пота кожу. Он вздрогнул и встал, чтобы доложить дров, стараясь при взгляде на раскаленные угли не думать о том, каково гореть живьем.

Он осторожно достал из ящика журнал и торопливо записал все, что смог вспомнить из своего сна, пока тот не отступил в подсознание окончательно. Закончив, он закрыл тетрадь и быстро убрал на место; меньше всего ему сейчас хотелось обдумывать значение увиденного. Отложив очки в сторону, он потер глаза.

– Джон? – раздался с кровати сонный голос. – Почему ты встал?

– Просто очередной кошмар, – ответил он. – Беспокоиться не о чем.

– Возвращайся в кровать. Если будешь всю ночь сидеть и думать об этом, просто замерзнешь.

Он улыбнулся и вернулся к ней под теплый плед, крепко обвив ее руками. Она успокоено вздохнула и прижалась к нему, делясь теплом, помогавшим хотя бы на время отбросить мрачные мысли.


Май 1946 года.
Элизабет из задней комнаты услышала, как звякнул колокольчик на двери магазина. «Эрни сегодня рано», – подумала она и направилась навстречу, осторожно обойдя стопку книг, сортировкой которых занималась. Большая часть работы по магазину всегда приходилась на середину утра; после утреннего аншлага обычно наступала относительная тишина, которая нарушалась лишь после окончания последних школьных уроков. Хотя редкие посетители в обеденное время все же бывали. Эрни Пикеринг был редким исключением: он был хозяином парикмахерской напротив и каждое утро заходил со своим привычным термосом с кофе, чтобы поболтать. Элизабет не возражала – он был довольно добродушным малым и всегда приносил свежие городские новости и слухи о политических разборках на шахте.

С тех самых пор, как она вернулась домой, ей редко с кем удавалось пообщаться, за исключением отца, но, как бы сильно она его ни любила, из-за болезни ему было трудно вести долгие беседы. Друзья детства или, как она, уехали из города и не вернулись, или обзавелись семьями и относились к ней с подозрением. Ее побег за работой в «большой город» сделал ее чужой в их глазах. А ведь она даже не занималась там ничем особенно скандальным, просто работала секретарем в лесозаготовительной компании, а по ночам писала новеллы.

В Ванкувере Элизабет была счастлива, и теперь страшно по нему скучала. Если бы мама внезапно не скончалась в прошлом году, она бы там и осталась.

Выйдя из подсобки, она с удивлением обнаружила в магазине незнакомого мужчину. Он стоял к ней спиной, засунув руки в карманы, и молча разглядывал книжные полки. Элизабет прочистила горло и спросила:

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

Он вздрогнул при звуке ее голоса и развернулся. В его больших голубых глазах сверкнула тревога, но он быстро оправился и заставил себя изобразить на лице нечто сходное спокойствию. Он был высок, по-мальчишески красив – от силы на несколько лет старше нее, – с очень короткими светлыми волосами, аккуратно зачесанными на одну сторону. Он был одет слишком прилично для шахтера – в темный твидовый костюм с галстуком и вязаным жилетом. Больше всего любопытство вызывал протянувшийся над правым ухом длинный неровный розоватый шрам, едва видимый в утреннем свете, бившем через окно магазина. Элизабет отбросила невежливый порыв спросить о его природе и вместо этого мило улыбнулась.

– Нет, эм, я просто смотрю, спасибо, – запинаясь, проговорил он, очевидно смутившись от такого пристального осмотра. У него был дивный британский акцент.

Она моргнула и застенчиво отвела взгляд.

– Простите, не хотела глазеть, просто не привыкла видеть здесь новые лица. – Она протянула руку. – Я Элизабет Фрейзер, рада познакомиться.

– Доктор Джон Форман, – отозвался он, быстро сжав ее ладонь и снова нервно спрятав руки в карманы, и пояснил: – Я приехал совсем недавно, работаю в больнице.

Элизабет с запозданием заметила черную медицинскую сумку, стоявшую у него под ногами и прикрытую сверху слегка потрепанной коричневой фетровой шляпой.

Чувствуя его смятение, она отступила за стойку, чтобы дать ему немного свободного пространства; в конце концов, ей все равно нужно было вернуться к инвентаризации.

– Добро пожаловать в Йеллоу Форк. Позовите, если вас что-нибудь заинтересует, – перед уходом сказала она.

Несмотря на это неловкое знакомство, доктор Форман вернулся ближе к концу недели. С каждым разом он все больше привыкал к ее общительному характеру, и вскоре превратился в постоянного посетителя – по дороге на работу (или иногда с работы) он часто заходил поговорить. Его компания стала приятным дополнением к обычному распорядку дня; как и Элизабет, он был в своем роде чужаком – хорошо образованный англичанин в городе, где, кроме огромной серебряной шахты и неизменной дикой канадской природы, не было почти ничего.

После нескольких периодических бесед у скромного доктора обнаружились обостренный интерес к литературе, склонное к иронии чувство юмора и совершенно обезоруживающая улыбка, которую, однако, из него было трудно выдавить. Когда Элизабет наконец набралась смелости спросить о шраме, он объяснил, что во время войны служил в медицинском корпусе британской армии и был ранен осколком снаряда, но предпочел бы это не обсуждать. После этого она ни разу не заикнулась о войне – его беспокойный, испуганный взгляд говорил сам за себя. А шрам скоро исчез из вида за порядком отросшими волосами.

Джон был добрым, заботливым и, несмотря на дискомфорт, который он испытывал в присутствии других, стал для Элизабет хорошим другом и заполнил пустоту, которую не сумело заполнить даже ежедневное общение с Эрни. Как и во всяком тесном сообществе, вскоре их дружба стала предметом слухов и перешептываний. Будучи одной из редких незамужних женщин в Йеллоу Форк, она видела достаточно ухажеров и быстро научилась определять по маленьким признакам, хотел ли мужчина большего. Во время их встреч Джон проявлял только искреннее радушие, и потому Элизабет считала эти слухи чистой воды домыслами и продолжала спокойно жить своей жизнью.

И потому он застал ее врасплох, когда однажды вечером наклонился и поцеловал ее.

В тот момент они спорили о достоинствах поэзии против прозы, и Джон, невзирая на ее возражения и смех, страстно отстаивал использование каламбуров в обоих видах искусства. В магазине они были одни, и он ошарашил ее невероятным и удачным литературным каламбуром, заставившим ее застонать и закатить глаза. Секунду назад она качала головой и пыталась придумать подходящий ответ, а в следующую его рука легла на ее ладонь, а его губы прижались к ее губам. Поцелуй был легким, сладким и совершенно неожиданным.

Элизабет была слишком поражена, чтобы немедленно ответить, Джон с тревогой отстранился, щеки его вспыхнули, он бросился пространно извиняться и попытался сбежать. Чтобы не дать ему вылететь из магазина, ей пришлось схватить его за руку, подтащить к себе и снова поцеловать.

Через четыре месяца, прямо перед рождеством, они поженились.


Глава третья: Если открыть глаза

«В мире всегда есть что увидеть, если открыть глаза».

Начало марта 1949 года.
Когда длинная тень планеты миновала и неровный ледяной осколок, на котором он летел, стал невыносимо ярким, он потянулся к солнечному экрану на шлеме. Сквозь темное поляризованное стекло открывался захватывающий дух вид: кольца сверкали, словно бриллианты, грациозной аркой растянувшись вокруг бирюзовой планеты внизу. Со своей обзорной точки он видел, что на низкой орбите все еще продолжается сражение. Космический вакуум не переносил звук, а коммуникационный узел повредило взрывом, так что в ожидании спасения ему оставалось слушать только эхо собственного дыхания.

Если отчается, он всегда может послать телепатический зов, но посреди военной зоны это делать было крайне опасно: открытый разум мог получить такие серьезные дополнительные повреждения, что многие обладатели телепатических способностей старались держать его крепко запертым от внешнего воздействия. Чтобы его кто-нибудь услышал – и уж тем более выслушал - потребовалось бы чудо.

По крайней мере, маяк на скафандре все еще работал. Кто-нибудь обязательно заметит сигнал. Рано или поздно, наверное. Запаса кислорода должно было точно хватить на ближайшие десять часов, а может и больше, если от погрузится в гибернационную кому. А после… он не верил, что скафандр выдержит регенерацию, так что в открытом космосе без воздуха возрождение оказалось бы невероятно коротким. Но он ровным счетом ничего не мог с этим поделать, так что пришлось затолкать эту мысль как можно глубже и разбираться с проблемами по мере их поступления.

Конечно, были смерти и похуже. Если уж умирать вот так, по крайней мере, перед концом ему была подарена минута красоты и спокойствия.


Джон проснулся, терзаемый тревогой из-за быстро забывающегося сна. Он не был кошмаром как таковым – даже напротив, он был до странного мирным, но все равно беспокоил. Джон перевернулся на другой бок, к жене, ища ее уютной близости. В слабых предрассветных сумерках растрепанные темные локоны Элизабет резко выделялись на фоне белой подушки, а кожа светилась призрачным светом, и на мгновение он испугался, что все еще спит. Но при прикосновении тело казалось реальным. Она улыбнулась и потянулась за его рукой, он наклонился, поцеловал ее в шею, ладонь его скользнула ниже.

Сегодня был выходной, и они знали много превосходных способов напомнить себе, что ты еще жив.


Звонок раздался сразу после десяти. Джон был на улице, пытался починить сломанную ступеньку на задней лестнице, когда зазвенел телефон. Чес, никогда не любивший несчастное устройство, вскочил со своего крайне важного наблюдательного поста и протестующе завыл.

– Тихо ты! – отчитал беззастенчивого лабрадора Джон, легонько хлопнул того по носу и направился в дом.

Элизабет подняла трубку и с тревогой передала ее мужу.

– Это тебя, на шахте что-то случилось.

«Что-то» оказалось взрывом, убившим по меньшей мере семерых человек и покалечившим еще больше. Когда Джон добрался до больницы, выживших все еще привозили с места аварии. Местная больница была небольшой, зато единственной на ближайшие триста километров, так что приходилось крутиться.

Присесть и отдохнуть Джону удалось лишь через несколько часов. Днем они потеряли еще двоих, и пятеро лежали в палате, балансируя на пороге смерти. Кому-то нужно было остаться на ночь и приглядывать за ними, и, к сожалению, этим кем-то был он сам, поскольку другие врачи заканчивали смену, когда привезли первых пострадавших.

Потирая виски, Джон удалился в свой кабинет, чтобы сообщить Элизабет. К счастью, спустя столько времени растревоженные родственники, пытавшиеся узнать, что случилось на шахте, покинули их крошечную приемную. Домой он не дозвонился, пришлось набирать магазин. После третьего звонка трубку взял тесть.

– «Книги и журналы Фрейзеров», – зазвучал его надтреснутый голос. – Чем могу помочь?

– Мистер Фрейзер, это Джон. Элизабет с вами?

Почему-то он так и не научился называть его «Гарольдом», как бы ни настаивала на этом жена. Старик, казалось, оценил этот жест, хотя бы как символ уважения. Их отношения никогда нельзя было назвать теплыми: когда молодой доктор стал частью их семьи, впечатление Гарольда Фрейзера постепенно переросло от холодной подозрительности к неохотному принятию, но дальше дело не пошло.

Несмотря на это, он невероятно любил их пса Честертона. К слабому разочарованию Джона, эта дружба оказалась взаимной: едва завидев отца Элизабет, Чес словно на магните прилипал к ногам старика и бегал за ним, как влюбленный щенок. Элизабет находила это забавным и предполагала, что Чес просто защищает его, так же как и пациентов Джона, если тому удавалось вытащить пса на работу. С тех пор он стал шутить, что Честертон был куда лучшим доктором, чем он сам, в прошлом или будущем, так что Джону было трудно чем-либо ей возразить.

Мистер Фрейзер пробормотал что-то утвердительное и передал трубку дочери.

– Джон? Что там происходит? По городу ходят разговоры, но, кажется, я уже слышала шесть различных версий произошедшего. Мне начинает казаться, что они просто строят догадки.

– Тогда ты, наверное, слышала больше моего, – ответил он с усталой улыбкой в голосе. – Я заработался, пытаясь собрать горняков по кусочкам, пропустил все разговоры.

Он на мгновение задумался. Кажется, он действительно слышал рассказ кого-то из штейгеров.

– Я думаю, следствие еще ведется: то ли бракованный взрывной клапан, то ли газовый карман. Из-за взрыва обрушился один из верхних уровней, им понадобилось много времени, чтобы вытащить оттуда людей. Точно девять погибших – Алан уже сообщил семьям. Остальные шахтеры с серьезными повреждениями здесь, в палате. У меня ночная смена, звоню предупредить.

Элизабет медленно выдохнула, динамик телефона затрещал.

– Что ж, тогда я останусь на ночь в городе, у папы. Хочешь, заберу тебя утром?

Она подвозила его в больницу, так что машина в этот раз осталась у нее. Обычно Джон сам заходил после работы в магазин, и они ехали домой – если позволяла погода или он не забирал машину для вызовов на дом.

– Было бы чудесно. Когда сменюсь, позвоню в магазин. – Он зевнул. – Мне пора возвращаться. Люблю тебя, – добавил он, чувствуя себя особенно сентиментальным после целого дня жестоких напоминаний о человеческой смертности.

– Я тоже тебя люблю, Джон. Не забудь поесть, если сможешь.

Элизабет слишком хорошо его знала. Джон положил трубку и потер лицо ладонями, чтобы проснуться. Пора было заварить кофе и еще раз осмотреть больных.

Дежурная медсестра обошла пациентов вместе с ним, докладывая о своих наблюдениях и делая записи, пока он суетился над каждым по очереди. В палате царила тишина, все пострадавшие от взрыва лежали под сильным успокоительным или видели третий сон; часы посещений закончились несколько часов назад, и всех обеспокоенных родственников отослали домой. Этой ночью в больнице оставались только он и Кэрол.

Когда обход закончился, Джон поднял на нее взгляд. Она казалась утомленной не меньше него.

– Вы успели отдохнуть, позвонить домой? – спросил он, и она покачала головой. – Идите, я посижу за вас.

Он отправил ее прочь и занял свое место на сестринском посту в конце ряда. Полная кружка кофе и книжка в мягкой обложке, которую он хранил в кармане белого халата, могли составить ему отличную компанию.

Вечер тек медленно, они с Кэрол успели дважды сменить друг друга, когда это случилось. Ближе к четырем часам утра он снова вернулся в палату, а медсестра вышла привести себя в порядок и заварить еще один чайник кофе. Если честно, Джон предпочитал чай, но острая необходимость в кофеине победила простые человеческие удовольствия.

Читать становилось все труднее, он чувствовал, как нарастает мигрень. Она возникала иногда, от усталости или стресса – еще одно напоминание о войне. Он снял очки, положил на стол, сдавил пальцами переносицу и зажмурился, пытаясь прогнать головную боль. Нужно дождаться возвращения Кэрол и принять что-нибудь, пока не стало хуже.

Сквозь боль донесся скрип пружин и тихие шаркающие шаги, и он поднял голову. Один из пациентов поднялся и наклонился над постелью другого шахтера. Джон встал, собираясь позвать его, сказать, что ему рано вставать, но слова застряли в горле. Он увидел, как шахтер протянул руку и коснулся лица лежавшего, а затем перед глазами все побелело от боли.

Когда Джон спустя несколько минут пришел в себя, он обнаружил, что сидит на стуле, но стоявшего пациента видно уже не было. Нет, стоп. Он посчитал больных: кровать шахтера оказалась пуста. Джон поднялся и бросился вперед, скользя по линолеуму. Там, рядом с кроватью второго пациента, развалившись, словно марионетка с обрезанными нитками, лежал шахтер. Лихорадочно трясясь, Джон пощупал пульс у него на горле, но ничего не почувствовал. Тот был мертв.


Глава четвертая: Иллюзия нормальности.

«Иллюзия всегда – иллюзия нормальности».

Джон позвал на помощь и торопливо перевернул мужчину на спину. Тот не дышал, пульса не было, но тело было еще теплым. Если он чувствовал себя достаточно здоровым, чтобы выбраться из постели каких-нибудь пять минут назад, возможно, его еще можно было оживить. Прибежала медсестра, и вместе они начали делать искусственное дыхание. Остальные пациенты спали медикаментозным сном, не реагируя на шум, который Джон и Кэрол подняли, пытаясь спасти их товарища.

Но это не помогло. Пациент был мертв. После нескольких минут тщетных попыток без какого-либо видимого эффекта, Джон наконец признал поражение и устало поднялся, чтобы привезти каталку, а Кэрол обошла остальных.

Погибшего шахтера звали Александр Гудман; судя по внешности, он был местным. Большинство шахтеров были из индейцев, некоторые имели китайские корни; после окончания войны белые рабочие большими группами начали возвращаться домой, и из-за этого в городе стало нарастать напряжение.

Больше года назад из-за десегрегации в общежитии Компании вспыхнуло несколько перепалок; к сожалению, это решение было скорее вызвано экономическими проблемами, чем благородными намерениями. Джон тихо порадовался, когда рабочие свыклись с ситуацией и волнения улеглись, сменившись хрупким перемирием. Эта причина для драки казалась ему попросту идиотской, но к тому времени он научился держать свое мнение по этим вопросам при себе, поскольку оно нередко приводило к проблемам в общении с коллегами и пациентами, считавшими иначе. Привычка относиться ко всем одинаково, независимо от расы или религии, уже сделала Джона популярным в одних кругах и нелюбимым в других. А спорить о политических вопросах было опасно не только в общественном плане: горнодобывающая компания владела половиной города, и практически целиком спонсировала его зарплату.

Согласно документам, Гудману было всего двадцать два года. И, в отличие от остальных пациентов, оказавшихся этой ночью в палате, его шансы на выживание практически не вызывали у Джона сомнений. Его оставили на ночь только потому, что, попав в больницу с места катастрофы, он казался растерянным и не реагировал на врачей – скорее всего, парень заработал сотрясение. Он был помят, конечно, у него обнаружилась легкая лихорадка, но ни одно из повреждений не могло его убить. И, все же, они его потеряли.

Пока Кэрол осматривала палату, Джону предстояла неприятная задача отвезти тело в подвал, в морг, к его товарищам по несчастью.

Руперт должен был произвести вскрытие позже, но Джон уже подозревал, что они что-то пропустили, когда осматривали парня. Медленное внутреннее кровотечение, начавшееся, когда он встал на ноги, или внезапная легочная эмболия вполне могли вызвать неожиданную смерть. Завтра у старого хирурга будет трудный день. Серьезные ранения большинства погибших мужчин не заставляли сомневаться в причине смерти – в их случаях заключение будет быстрым и легким. Другие же, как Гудман, требовали тщательного изучения.

Многообещающая мигрень, обездвижившая его в палате, спала до слабой пульсации и чувствительности к свету. Оставив мистера Гудмана ожидать встречи со скальпелем доктора Маршалла в темной холодной комнате, Джон, прижимая руку к больной голове, закрыл за собой тяжелую дверь.

Вернувшись, он поделился с медсестрой своей оценкой произошедшего. Остаток смены прошел в болезненной тишине – ни ему, ни Кэрол не хотелось поддерживать разговор. Майкл Ходжес, пациент, с которым Гудман пытался контактировать, так и не пошевелился. Джон задавался вопросом, были ли они друзьями, или он просто оказался ближе всех к Гудману. Джон прилежно написал отчет, и остаток ночи прошел без инцидентов.

Когда доктор Юджин пришел сменить его, он почувствовал облегчение. В нескольких коротких словах он объяснил коллеге произошедшее, тот выслушал его отчет со смиренным пониманием и, качая головой, провел рукой по темным волосам.

– Полагаю, ты еще не сообщил семье? – спросил он.

– Не знаю, есть ли она. По крайней мере, не в городе, – ответил Джон.

Доктор Юджин вздохнул.

– Попрошу мисс Картрайт, – проговорил тот, имея в виду единственного административного работника на всю больницу. – Если у него кто-то есть, в его рабочих документах должна быть запись.

Он нахмурился и смерил Джона взглядом.

– Ты сам едва жив, Форман. Езжай домой. Выспись.

Джон устало усмехнулся.

– Собираюсь. – Он взглянул на часы. – Вернусь сменить тебя к шести.

Пока в палате оставались больные, трое врачей маленькой больницы были вынуждены работать по очереди, чтобы один из них всегда оставался на дежурстве. Джон только что отработал две смены в свой предполагаемый выходной и не горел желанием возвращаться раньше, чем через двенадцать часов, – но надо так надо. Если повезет, его следующее ночное бдение будет поспокойнее.

Джон позвонил в книжный магазин и через несколько минут наконец смог сбежать. Он пересек заледенелую лужайку по направлению к крошечной автостоянке, с благодарностью забрался на переднее пассажирское сиденье только подъехавшего бледно-желтого седана и поцеловал жену в щеку. Честертон на заднем сиденье вздернул собачью бровь и поприветствовал его сонным похлопыванием хвоста.

– Доброе утро, – устало сказал Джон, устраивая сумку в ногах.

– Привет, – сказала Элизабет, вжимая педаль газа старого форда. – Долгая ночь?

По дороге Джон рассказал ей о произошедшем, грея руки у маленького электрического обогревателя у пола. Холод все еще держался, но дороги оттаяли, и от прошедшей зимы остались лишь грязные снежные комья, лежавшие по обе стороны ведшей к дому лесной дороги, и упрямые белые вершины погруженных в тень гор. Рано или поздно весна должна была вступить в свои права, но, как казалось Джону, происходило это слишком уж медленно.


– Скажи им: если нам не позволят пристыковаться и отремонтировать корабль, им предстоит иметь дело с восемью сотнями трупов в металлической банке, дрейфующей у самого порога и истекающей темпоральной радиацией, словно большой дружелюбный маячок для далеков! Проклятье, мы же госпитальное судно! – горячо прокричала женщина в микрофон и в ожидании ответа, закрыв глаза, опустила голову на руку, вцепившуюся в уродливую почерневшую переборку.

Кроме чистого упорства, это было единственное, что еще держало ее в вертикальном положении. На них напали вот уже несколько дней назад, и с тех пор они все пытались удержать пациентов в стабильном состоянии и восстановить достаточно критических систем, чтобы кое-как добраться до ближайшей станции. Обычно госпитальные судна считались неприкосновенными для врага, но далеков не интересовали правила «цивилизованной» войны. Они стремились к полному уничтожению всех видов, кроме своего. Для врага зеленый полумесяц на борту и гражданские позывные, напротив, делали их куда более простой и удобной целью.

Доктор снова и снова ловил себя на том, что хотел бы, чтобы ТАРДИС оказалась рядом. Когда вражеский отряд появился раньше ожидаемого, его разлучили с кораблем, подобрали вместе с остальными выжившими после первой атаки и эвакуировали с планеты прежде, чем подоспели остатки флота. Когда команда узнала, что он повелитель времени, они едва не выкинули его в воздушный шлюз, но Доктор дал им понять, что он врач и может помочь.

Стоило кораблю выбраться из системы, как они тут же наткнулись на очередной корабль-разведчик далеков. К счастью, он был один, и тактические советы Доктора сработали, иначе они все погибли бы. Впрочем, отсрочка была временной: если они немедленно не починят корабль, им всем конец.

Замечание старшего медика насчет радиации было блефом лишь наполовину – корабль не был экипирован ни темпоральным двигателем, ни оружием, но реактор отказывал и выбрасывал в космос невероятное количество электромагнитных импульсов. Ионный хвост, без сомнения, указывал их направление так же четко, как кровавый след, тянущийся за раненым животным в лесу. Им ни за что не добраться до другой такой же станции, а защищавший пассажиров радиационный щит, равно как и любая другая критическая система, был готов отказать в любую секунду.

Сидя на корточках над койкой и сшивая порванный шов на бедре мужчины, Доктору ничего больше не оставалось, кроме как слушать ответ пилота и надеяться, что руководство станции послушается здравого смысла. Ожидание было мучительным.

И наконец…

– Нам разрешили посадку. На условии, что мы покинем систему в течение двенадцати часов.

С переполненных коек послышались крики радости.

– Вы слышали командира Д’юан. Живее, народ, работы много, часы тикают! – прикрикнула женщина на команду, в ее глазах снова загорелась лихорадочная энергия.

Доктор связал последний шов и поднялся, решив предложить свою помощь с двигателями. Но его торопливый уход задержал хриплый голос за спиной.

– Значит, мы выживем? – спросил его мужчина с раненой ногой, лицо его было пепельно-белым из-за боли и потери крови.

Шансы их, конечно, возросли, но дела все еще были плохи. Далеки все еще крутились где-то рядом, и даже починив корабль, они вряд ли пережили бы вторую стычку с врагом. Доктор тускло улыбнулся и сжал руку мужчины.

– Конечно, – соврал он. – Все будет хорошо.


Солнце уже садилось за белоснежные горные вершины, закрывавшие собой почти весь горизонт на западе, когда Джон проснулся, чувствуя себя истощенным и немного раздражительным. Когда они вернулись домой, он был утомлен, но сумел заснуть только через несколько часов, а теперь еще и сны его пестрели нервирующим количеством деталей. Он словно не наблюдал плод своего – надо сказать, довольно богатого – воображения, а переживал чужие воспоминания. Он выбрался из постели в легкий рассеянный туман и принялся тихо одеваться на работу.

Элизабет сжалилась над его мучениями, запасла для него горячий чай и термос с доброй порцией с тушеной оленины, и лишь тогда снова выставила за дверь. Сидя за рулем, он снова и снова видел лицо молодого шахтера на месте мужчины из его сна, спрашивавшего, выживут ли они.


Вскрытие Александра Гудмана выявило тепловые повреждения легких и гортани – он задохнулся, и никто не заметил, чтобы он хрипел или имел хоть какие-нибудь проблемы с дыханием, пока не стало слишком поздно. Его смерть приписали отравлению дымом от взрыва в шахте, но Джон не мог не чувствовать своей вины. Всего за три часа до смерти парня он слушал его легкие и не услышал ничего подозрительного. Если бы он заметил хоть какие-нибудь симптомы, возможно, они смогли бы спасти горняку жизнь.

Следующие несколько дней в больнице прошли спокойно. Оставшиеся в палате больные постепенно поправлялись. Некоторые из них должны были выписаться в среду и продолжить восстановление в домашней обстановке, если, конечно, прогресс сохранится. Обычные часы приема Джона были в понедельник, и эту ночь он смог провести дома, с женой.

А тем временем в городе уже начали спорить и тыкать пальцем по поводу причины взрыва. Никто из выживших не находился достаточно близко к эпицентру, чтобы увидеть, что именно там случилось. Компания придерживалась версии несчастного случая или ошибки подрывной бригады. В то время как представители профсоюза ухватились за возможность поднять вечный проблемный вопрос безопасности и возражали, что, вне зависимости от причины, если бы процедура взрыва проходила с большими предосторожностями, потери могли бы быть куда меньше. Общественная панихида была назначена на следующую пятницу, после того как семьи проведут собственные закрытые поминки. Был шанс, что это мероприятие перерастет в драку между представителями профсоюза и Компании.

Поздним вечером в четверг Джон сидел в своем кабинете, разбирая медицинские карты пациентов, которым требовалась индексация, когда в дверь постучали, и внутрь заглянула Салли Оберль.

– Доктор Форман?

– Да? – он положил очки на стол и поднял взгляд.

– Я иду на обед. Здесь Чарли Биллингс, говорит с шахтерами про аварию. Я сказала ему, если что-то случится, вы здесь.

Джон кивнул медсестре.

– Оставите дверь открытой, хорошо?

Биллингс был сотрудником по управлению рисками Компании и в данный момент далеко не самым любимым человеком в Йеллоу Форк – Джон хотел иметь возможность услышать, если в палате поднимется крик.

Она дружески помахала рукой и ушла, а Джон вернулся к бумагам.

Через десять минут после ее ухода настроение его резко покатилось по наклонной, хотя из палаты не донеслось ни звука. Буквы на бумаге перед глазами расползались и выбивались из фокуса, ему становилось трудно писать. Он вздохнул, поправил очки, но это не помогло. У висков начинало накапливаться напряжение, вокруг лампочки образовался заметный сияющий ореол, словно на фотографии с двойной экспозицией. Тихо ругаясь себе под нос, Джон открыл верхний ящик стола, нашаривая обезболивающее, которое хранил там.

Он едва успел открутить крышку, и тут вспышка боли заставила его дернуться, рассыпав таблетки по столу. Крепко зажмурившись, он слепо пошарил по столешнице, сумел-таки найти две и проглотил их всухую. Затем на несколько минут замер, сжимая голову в ладонях, дыша как можно размереннее, пока боль немного не откатила. На долгие несколько минут он совершенно лишился возможности воспринимать окружение. Здание могло бы вспыхнуть огнем, но он бы не заметил.

В конце концов, лекарство подействовало, боль отступила, и лишь тогда он осознал, что кто-то отчаянно зовет его по имени.

Все еще оглушенный болью и взмокший Джон поднялся и бросился в палату.

Вбегая, он едва не столкнулся с одним из больных, который, должно быть, поднялся, чтобы сходит за ним, когда крики Салли не возымели эффекта. Сама Салли застыла у кровати другого пациента – Ходжеса, с ужасом понял вдруг Джон, – и отчаянно пыталась привести его в чувство.

– Наконец-то, доктор. Где вы были? – воскликнула она. – Он не дышит!


Глава пятая: Прямая линия

«Прямая линия, может, и самый короткий путь
между двумя точками, но точно не самый
интересный».

Они старались, пока руки не начали трястись и лица не покраснели от усилий, но Майкл Ходжес был мертв, так же как Александр Гудман три дня назад.

Пустым, отрешенным взглядом Джон смотрел сверху вниз на бездыханное тело мужчины. Еще одна неожиданная смерть в его дежурство. Несмотря на несколько мелких переломов, пациент стабилизировался и по всем показателям шел на поправку. Ходжес был не слишком общителен с соседями по палате, но во время дневного обхода Джона он, по крайней мере, оставался в сознании и отвечал на вопросы. Что-то тут не сходилось.

– Что произошло? – спросил Джон у медсестры, стараясь не повышать голос. Ширмы, разделявшие кровати, давали шахтерам относительное уединение во время посещений родственников или опроса представителя Компании, так что никто не мог видеть их за работой. Но он прекрасно понимал, что пациенты подслушивают.

Медсестра покачала головой.

– Я вернулась с обеда, зашла проведать пациентов и обнаружила, что он не дышит. Где вы были? – чуть резче, чем следовало, спросила она. – Я звала несколько раз. Вы же должны быть всегда рядом на случай, если в палате случится что-нибудь неотложное.

– Я был в ванной, – солгал он, не желая признавать, что головная боль вывела его из строя. – Простите. Я прибежал, как только услышал. Хоть и поздно, – пробормотал он.

Джон обернулся к мертвецу на кровати.

– Не дышал, – тихо повторил он. – Вы проверили, у него был пульс?

– Я не нащупала. Он был мертвее мертвого, – ответила она, касаясь крошечного крестика, спрятанного под бело-серой униформой. В ее голосе было ничуть не меньше изумления, чем в его. – Когда я уходила, он был в сознании и разговаривал с мистером Биллингсом.

Джон нагнулся, пристальнее изучая тело. Треснувшие губы слегка поголубели, на горле и ключицах виднелись фиолетовые пятна. Когда обрушилась шахта, он серьезно пострадал, но эти отметины казались свежее, словно кто-то недавно сильно сдавил его горло. На Джона нахлынула волна беспокойства, желудок сжался. Он резко выпрямился.

– Где мистер Биллингс? Кто-нибудь еще посещал сегодня Ходжеса? – В его голосе прозвучало нечто совершенно новое.

Салли покачала головой.

– Когда я вернулась, его не было. Вы же не думаете?.. – Ее глаза округлились в испуге. – Зачем Чарли Биллингсу причинять вред мистеру Ходжесу? – прошептала она. – Логичнее, ели бы все было наоборот. Я знаю множество людей, кому в последнее время очень бы хотелось придушить Чарли.

– Я не говорил, что он причинил Ходжесу вред, но мне не нравятся эти синяки, и в момент смерти никого из нас в палате не было. – Джон нахмурился. Он взглянул на часы, висевшие над столом медсестры, и изумился тому, как пролетело время. С тех пор, как Салли заходила в его кабинет, прошло больше часа.

– А как же другие пациенты? В палате находилось еще три человека, – рассудительно заметила она. – Они… и вы… услышали бы.

– Я с ними переговорю. Позвоните доктору Маршаллу, расскажите, что случилось, и привезите каталку для мистера Ходжеса. – Джон накрыл неподвижное лицо пациента тонким больничным покрывалом.

Он расспросил других пациентов: никто не видел и не слышал ничего подозрительного, но ведь занавески сильно ограничивали обзор. Чарли Биллингс поговорил с каждым из них по очереди, перемолвился парой слов с покойным и покинул палату. Только Билл Мэйхью, чья кровать располагалась ближе всех к двери, видел, как он уходил. Ирвин и Пирс слышали лишь его удаляющиеся шаги, а затем хлопок тяжелой двери. Именно Мэйхью поднялся с кровати, чтобы помочь, когда Джон не ответил на зов медсестры.

К тому времени, когда Салли вернулась с каталкой, Джон уже усомнился в своих выводах относительно синяков на шее Ходжеса. Пока его пациент делал последний вздох, он сам мучился мигренью в своем кабинете – и эта ошибка камнем висела у него на душе. Если бы оказалось, что Ходжеса убили, Джон не был бы виноват в его смерти, совсем другое дело, если бы причина была в медицинских осложнениях. Медсестра имела полное право не поверить его подозрениям: никто не проявлял ни тени намерения убить раненого шахтера, и никто из пациентов, похоже, не пытался лгать. Во время своего расследования Биллингс, конечно, мог досадить изрядному числу людей в городе, но он всего лишь делал свою работу, и здесь вряд ли можно было найти мотив для убийства. Нет, существовало множество более разумных объяснений, и Джон не мог позволить своему чувству вины вызвать у него паранойю.

К тому же, они еще толком не знали, что именно вызвало смерть. Пока не проведут вскрытие, он должен избегать поспешных выводов. Осмотр должен был выявить любые подозрительные изменения. Он врач, а не детектив, – продолжал напоминать он себе. Расследование стоило оставить доктору Маршаллу и местному заместителю коронера.

В отличие от Гудмана, у Ходжеса осталась семья в городе – жена и брат, который тоже работал на шахте. Оба приходили навестить его пару дней назад. Когда тело перевезли в подвал, Джон взял его медицинскую карту и отправился в свой кабинет. Ему предстоял тяжелый и неприятный телефонный звонок.

Оставшаяся в палате Салли Оберль принялась откатывать ширмы на привычное место в глубине комнаты.


К утру следующего дня новость о смерти Ходжеса уже прогремела в городе. Когда Джон зашел в книжный магазин, он застал свою жену с парикмахером Эрни Пикерингом за традиционным утренним кофе и разговором.

– Этим утром у меня в кресле сидел констебль Перри. Сказал, вчера они побывали в доме у Чарли Биллингса, спросили его о Майке, – говорил Пикеринг. – Похоже, он вчера ходил в больницу, как раз незадолго до случившегося, расспрашивал шахтеров об обвале. Грэхем был вне себя – Чарли не имел права разговаривать с ними в отсутствие представителя профсоюза.

Мужчина бросил на молодого доктора заговорщический взгляд.

– Элизабет сказала, ты вчера дежурил, это так?

– Я ничего не могу рассказать, Эрни, – уклончиво ответил Джон, нагруженный тяжелыми посылками, за которыми его посылала Элизабет. Он поставил коробки на пол за стойкой и направился на улицу за еще двумя, оставшимися в машине.

– Ну, попытка – не пытка, – усмехнулся ему вслед Пикеринг.

– Напротив, – со снисходительной улыбкой заметила Элизабет. – Ты неисправим. Нелепо даже предполагать, что мистер Биллингс имеет какое-то отношение к смерти этого человека.

– Конечно, конечно, – признал он. – Если бы дело было серьезным, Берт сказал бы. Но, сама знаешь, слухами земля полнится.

– А ты их поощряешь, – пожурила его Элизабет. – Хватает того, что из-за этого обвала погибло столько народу. Если так пойдет дальше, на похоронах начнется настоящая драка.

Пикеринг поморщился и кивнул.

– Конечно, дорогая моя, ты права, – проговорил он, хотя в голосе его не было абсолютной уверенности в том, что упомянутая драка – нечто обязательно плохое. Впрочем, к тому моменту, когда Джон вернулся в магазин, он уже сменил тему.

Продолжение в комментариях

@темы: четвертый тур, тексты, гет, джен, Пятый Доктор

---

Когда мы были, иллюстратор captainspring

[Big Who Bang]

Название: Янто
Иллюстратор: captainspring
Форма: арт
Персонажи/Пейринг: Янто Джонс
Дисклеймер: все принадлежит ВВС
Тип: джен
Рейтинг: G
Примечания: иллюстрация для фика на Big Who Bang 2018
Ссылка на пост фика: читать



Название: Джек
Иллюстратор: captainspring
Форма: арт
Персонажи/Пейринг: Джек Харкнесс
Дисклеймер: все принадлежит ВВС
Тип: джен
Рейтинг: G
Примечания: иллюстрация для фика на Big Who Bang 2018
Ссылка на пост фика: читать

@темы: слэш, четвертый тур, Янто Джонс, иллюстрации, Джек Харкнесс

---

Когда мы были, автор Anaquilibria

[Big Who Bang]

Название: Когда мы были
Автор: Anaquilibria
Бета: flamarina
Иллюстратор: captainspring
Персонажи/Пейринг: Джек Харкнесс/кибер!Янто Джонс
Дисклеймер: всё принадлежит BBC и Big Finish
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма, романс
Размер: 12019 слов
Саммари: Гораздо раньше — за пару дней до смерти, о которой Янто теперь думает вполне спокойно, — он представлял, что было бы, если бы у них с Джеком было больше времени. В этих мыслях ни разу не было относительного бессмертия.
Примечания: фик написан на Big Who Bang 2018. Таймлайн фика начинается с событий 08x11/08x12, «Dark Water»/»Death in Heaven»
Предупреждения: упоминания смертей персонажей
Ссылка на пост иллюстраций: смотреть
Ссылка на скачивание: fb2 | docx | pdf | txt

Вокруг него тёмная вода.

Она едва тёплая и колеблется, словно где-то вверху раздаётся шум. Медленно, медленно он просыпается, всё острее чувствуя себя и движение воды.

Он открывает глаза и оказывается в темноте, непроницаемо чёрной и живой. Первое, что он понимает, — он раздет и как будто висит посреди воды, окружённый ею со всех сторон: ни единого пятна света, никакого различия между темнотой вверху и темнотой внизу. Наугад он сжимает и разжимает руки, шевелит ногами: кожа кажется совершенно обычной, движения заторможены, как мысли в его голове, и это странным образом успокаивает.

Гул воды в ушах нарастает.

Он вспоминает, что должен дышать, — и понимает, что вода внутри него: в лёгких, в желудке, во рту и горле, и когда он открывает рот, из него не вырывается ни звука.

Вода сдавливает его, и всё исчезает.

***

Янто сидит пригнувшись за мусорным баком в узком закоулке.

— По приблизительным подсчётам, сколько не улетело, сэр?

Подошвы скрипят по асфальту. Хозяин голоса — совсем молодой, младше Янто, и к вони от мусорного бака, земли и луж примешивается запах дешёвого дезодоранта.

— Немного. Хрен знает, сколько: камер-то здесь нет. В любом случае, они не ушли далеко, бедняги.

Этот, второй, старше, с северным акцентом и ходит легче; его могут услышать только его подчинённый, Янто и, возможно, пара других таких же, как Янто.

Если они ещё есть.

— Вроде от кладбища больше никто не расползся, — говорит молодой.

— Адамс, — очень тихо отвечает второй, — сзади.

— Помогите.

Металл скрежещет по асфальту. Наверное, обладатель голоса — искажённого, электронного, одного на всех — прятался в тени под одной из лестниц, серый на сером бетонного дома. Может быть, Янто пробежал мимо него, даже не заметив.

— Сейчас, — сдавленно отвечает Адамс.

Хлопок выстрела плазменного ружья обжигает Янто. Он упирается взглядом в пятно ржавчины на стенке бака — куда угодно, только не смотреть на себя, молчать, слушать — и сидит как можно тише, когда раздаётся звук падающего металла.

— Поднимай его и пошли, — спустя целую минуту говорит командир Адамса.

Янто слышит их, пока они не сворачивают за угол.

Чтобы выйти, нужно дождаться ночи.

Янто опирается на стенку позади бака и смотрит на свои блестящие металлические руки.

Теперь, по крайней мере, он может ждать сколько угодно.

Когда голос человека — существа? — которого его мозг распознал как главного, призывал всех их, в прямом смысле восставших из мёртвых, самоуничтожиться, Янто всё ещё задыхался воспоминаниями о ядовитом газе в Темз-хаусе. Он споткнулся и упал, едва не соскользнув в собственную могилу, запах земли накрыл его, трава перед глазами была такой яркой, и он не хотел умирать снова.

Сейчас, когда первая паника, заставившая его развернуться и бежать, утихла, — Янто помнит, как быстро ЮНИТ оказался у Кэнери-Уорф, как они с Лизой едва не опоздали, и он зажимал её рот рукой, когда ЮНИТ убивал частично конвертированных, — Янто думает, что всегда успеет взорваться в атмосфере.

Он закрывает глаза. Это, должно быть, выглядит странно — две чёрные перегородки заслоняют объективы или что бы у него теперь ни было вместо глаз. Где-то неподалёку хлопает дверь, каблуки дробно стучат по лестнице. Янто плавает в звуках, запахах и ощущениях; гладкий с виду металл весь покрыт сенсорами, и Янто чувствует движение воздуха вокруг.

Нужно найти Джека.

Если Джек не убьёт его сразу же, вместе они что-нибудь придумают.

Есть ли вообще сейчас Торчвуд? Кто работает вместо него, Оуэна и Тош с Джеком и Гвен?

Почему он — всё ещё он, хотя конверсия прошла полностью?

Мысли окончательно сбиваются в комок, и Янто пытается дышать ровно, пока не понимает, что не дышит вообще. Фантомное ощущение, что его сейчас стошнит, как ни странно, ничуть не тусклее настоящего.

Следующие несколько часов до ночи он просто сидит, прислонившись к стене, в чём-то наподобие спящего режима, полностью чувствуя происходящее, но не думая ни о чём.

***

Киберчеловек посреди площади Роальда Даля — действительно достойное Торчвуда зрелище.

Площадь выглядит в точности как раньше, но невидимый лифт не реагирует на Янто ни спустя минуту, ни спустя две.

Янто бесшумно пересекает площадь, направляясь к туристическому центру.

На его месте — просто гладкая стена.

Янто утешает себя тем, что второй раз обосноваться там же, где их один раз уже взорвали, нескромно даже для Торчвуда. Гвен с мужем почти наверняка переехала тоже; Янто решает проверить, но не приближаться — Гвен разнесёт его на месте и будет права.

Спустя полчаса он снова сидит в тёмном тупике, не зная, откуда начать.

Тош позаботилась, чтобы данные Торчвуда могли пережить хоть ядерный взрыв, хоть второе пришествие; всё, что ему нужно, — компьютер и интернет. Ближайшее к нему хранилище Торчвуда — в Ньюпорте, и даже пешком он успеет добраться туда до утра.

Даже со всеми сенсорами жить в корпусе киберчеловека — всё равно что парализованным. Янто переставляет не свои ноги, не его руки бесполезно висят по бокам — больше не двигаясь неосознанно в такт шагам — и не его лицо кажется ему шлемом, за которым он заперт и за которым в то же время ничего нет; он как призрак, бесплотное сознание в металлической оболочке.

Чувствовала ли Лиза то же самое? По крайней мере, у Янто ничего не болит и не может болеть.

Он почти хотел бы, чтобы болело.

Вернувшись в реальность, он понимает, что идёт куда быстрее среднего человека. Лёгкий ночной ветер обтекает его, и в один короткий прекрасный момент он захлёбывается в невыносимо ярком ощущении прохлады и миллиардов крошечных уколов воздушных потоков; металл корпуса несравнимо чувствительнее человеческой кожи, и он не помнит, когда был настолько жив.

Заброшенное хранилище Торчвуда слишком похоже на то, где они прятались после взрыва в Торчвуде Три. Янто отпихивает эту мысль и, ненадолго призадумавшись над спрятанным у замка биосканером, поджаривает его прикосновением пальца.

Это подаёт ему идею.

Он ни на что не надеется, но ноутбук и телефон в сейфе с самым необходимым целы и работают. Проигнорировав оружие и медикаменты, Янто в пару звонков подключает Мэттью Уайту, одной из фальшивок Торчвуда, интернет.

Через пару минут он уже смотрит на привычный синий фон баз Торчвуда — и только сейчас замечает дату: девятое ноября две тысячи четырнадцатого года.

Пять лет.

Янто снова пытается вдохнуть и снова вспоминает, что нечем. За пять лет и Джек, и Гвен, и Торчвуд могли исчезнуть куда угодно.

Он открывает личные профили — и во всём списке только две зелёные отметки: Купер, Гвен. Харкнесс, Джек. Активные агенты. Мысленно поморщившись от красного «погиб» рядом со своим именем, он открывает редактирование личной информации и в самом начале, до дат рождения и смерти, пишет:

«НЬЮПОРТ».

Не добавляя больше ничего, — на случай, если кто-то ещё следит за базами; никто, кроме их команды, не знает об этом хранилище, его никогда не было в списках, и он и без того слишком рискует — он сохраняет изменения и настраивается ждать: как минимум Джеку должно прийти уведомление о том, что кто-то менял данные погибших сотрудников.

Он выходит из баз Торчвуда и начинает искать новости за прошедшие пять лет.

***

Он снова в тёмной воде.

— Янто Джонс мёртв, — раздаётся в его ушах голос Джека.

Я здесь, хочет сказать он, но, окружённый водой внутри и снаружи, только беззвучно открывает рот.

— Янто Джонс мёртв! — почти кричит Джек.

Что-то бьёт его в живот, и обжигающий всплеск вырывается из него в воду; вслепую он ощупывает живот пальцами, и там — рваная скользкая дыра.

Ему не больно. Вода затекает в живот и медленно заполняет его.

***

Янто скучает по необходимости есть и по вкусу вообще.

Он всё ещё спит — строго говоря, теперь это всего лишь пара часов, нужная его мозгу, чтобы удобнее обработать информацию, и Янто может обходиться без этого, но ему всё равно нечего делать. Каждый такой сон — полуосознанный провал в темноту; он не знает, снится ли ему что-нибудь, и в любом случае ничего не помнит.

Возможно, именно так чувствовал себя Оуэн после того, как умер. Если ЮНИТ не найдёт Янто, и плазменное ружьё не прожжёт в нём дыру, Янто тоже практически бессмертен.

Джек появляется на третий день.

Янто слышит шаги снаружи склада; когда сканер у входа пищит, Янто чувствует запах Джека, многослойный и внеземной, куда сложнее, чем помнилось.

Он выходит в центр склада и поднимает руки.

Дверь открывается.

На долю секунды Джек замирает в проёме — с пистолетом наизготовку и широко открытыми глазами.

— Джек. — Янто пытается говорить тихо, успокаивающе; это всего лишь значит, что резкий электронный голос не бьёт по ушам, и Янто самому хочется отдёрнуться от звука. — Это я. Янто.

«Это никогда не работает», — думает он, когда металл на груди звенит от пули Джека, даже не царапнувшей его. Он молча ждёт, пока Джек выпускает в него обойму.

— Что ты здесь делаешь?

По голосу Джека Янто понимает, что тот вполне объяснимо не верит ему; они стоят друг напротив друга: Джек не может ни обезвредить его, ни уйти, не обезвредив, а Янто не может напасть.

— Что-то случилось, — отвечает Янто. — Дождь, конвертировавший мёртвых. Это как-то связано с Доктором.

Ему даже не нужно напрягать память: полностью искусственный мозг — спустя пять лет от его собственного вряд ли что-то осталось — помнит всё с момента пробуждения, записывал всё происходящее вокруг с самого начала, даже когда сам Янто был в панике и растерянности. Слова лидера киберлюдей звучали у него в голове, даже когда тот обращался не к ним.

— Пожалуйста, Джек, — говорит Янто, и даже искусственный голос дрожит. — Пожалуйста, это всё ещё я. Я не хочу убивать тебя.

Его мозг задыхается, несмотря на знание, что это — только фантомный отзвук уже невозможного.

Джек опускает бесполезный пистолет. Спокойная, холодная часть сознания Янто — та, к постоянному присутствию которой он уже привык за эти несколько дней, — считывает микродвижения лица Джека; почему Янто не видел раньше, как это легко? Джек очень хочет верить.

— Сделай хоть что-нибудь, и я заставлю тебя об этом пожалеть.

Джек смотрит на него неотрывно, шагая вперёд, к нему. Янто хочет отступить или опустить руки, но не делает ни того, ни другого. Джек ровно такой же, каким Янто помнит его, вне времени, в бессменной серой шинели, не изменившийся ни на йоту.

— Я могу показать тебе, что случилось. — Янто кивает на ноутбук. — Об этом писали в новостях. Хотя там, конечно, версия ЮНИТ. И селфи с киберлюдьми.

— Что случилось с остальными... такими, как ты?

Теперь Джек рассматривает его оценивающе, как будто что-то в Янто может подсказать, верить ему или нет.

— Большинство самоуничтожилось по приказу киберлидера. — Джек поднимает брови, и Янто снова указывает на ноутбук: — Это долгая история. Его слова записали дословно, теперь они выдаются по запросу «Десять лучших мотивационных речей».

Он коротко закрывает глаза и продолжает:

— Об остальных позаботился ЮНИТ: о тех, кто смог сопротивляться конверсии, не подчинился приказу и остался.

Джек кивает.

— Почему они не нашли тебя?

Смешок вырывается из Янто против воли, странный, хрипящий звук, и Джек едва уловимо дёргается.

— Я уже прятался от них вместе с Лизой.

Сейчас, с настолько обострёнными ощущениями, Янто понимает, что у обычных людей шанс против киберчеловека может быть разве что из-за количества: он слышит заранее, реагирует точнее и движется быстрее, не говоря уже о силе и почти неуязвимости.

По лицу Джека проходит тень. Янто хочет коснуться его, но благоразумно не делает лишних движений. В любом случае, даже просто глядеть на него успокаивает; все сверхточные сенсоры, фотографическая память, способы записи информации, куда более совершенные, чем человеческие, направлены на Джека, на чуть заметные морщинки у его глаз, на его запах — в глубине сознания Янто уже знает точный химический состав — и звук его голоса.

Янто никогда не был настолько близок к Джеку.

Когда он всё же поднимает руку, чтобы коснуться, их пальцы встречаются посередине.

— Янто, — тихо говорит Джек. — Я хочу тебе верить.

«Но ты не можешь сделать это полностью, — думает Янто, — ты — не я».

Они стоят, до конца не уверенные, что делать друг с другом; Янто кажется, что ощущение от кончиков пальцев Джека намертво впечатано в его сенсоры, каждая неровность, каждая кромка ногтя — как будто он прикасается к самому Янто напрямую, минуя металлический корпус, не обращая внимания на то, что самого Янто уже нет.

— Где ты был? — спрашивает Янто, чтобы прервать странное, беспокоящее молчание.

— Путешествовал. — Джек пожимает плечами и на секунду улыбается своей знакомой улыбкой во весь рот. — Уже три года не был здесь.

Это соотносится с тем, что было в новостях две тысячи одиннадцатого: люди, внезапно получившие бессмертие и так же внезапно потерявшие; вероятно, сразу после этого Джек снова покинул Землю.

— Что ты помнишь? — вдруг спрашивает Джек.

— Темз-хаус. Газ.

«Я сказал, что люблю тебя», — не говорит Янто.

— Не «Дом мёртвых»? «Лучший паб с призраками в Уэльсе»? Я сказал... — Джек дёргает уголком губ в попытке улыбнуться и замолкает.

Янто качает головой.

Разорвав прикосновение, Джек встряхивается и направляется к ноутбуку:

— Если ты — всё ещё ты, значит, тебя можно достать отсюда.

— Это необратимо, Джек. Во мне нет ничего от меня. Я застрял так.

— Трансплантация мозга, — чётко выговаривает Джек, глядя прямо на него.

Оба они думают об одном и том же. Янто невольно шагает назад.

— Когда-то Сюзи взорвала одну фабрику, — продолжает Джек. — Корпорация «Овидий». На ней делали роботов, точные копии людей. Это была инопланетная технология, более совершенный вариант клонирования. Если от других фабрик «Овидия» хоть что-то осталось, а я почти уверен, что да, то можно будет воссоздать твоё тело, или придумать новое, любое другое, какое захочешь.

Янто хочет улыбнуться, но вспоминает, что у него нет ни единой лицевой мышцы.

Джек оглядывает хранилище: полупустое, потрёпанное помещение, серые бетонные стены, составленные в углах доски и какая-то мебель, накрытые полиэтиленом.

— Во-первых, нам нужно переехать. Во-вторых, стоит сказать Гвен.

— Что с ней?

Джек пожимает плечами.

— Риз, семья, дочка. Нормальная жизнь с тех пор, как Торчвуда не стало.

— Не нужно ничего говорить. — Янто не понимает до конца, почему; возможно, потому, что если бы её мобильный всё ещё был привязан к Торчвуду, она была бы здесь куда раньше Джека.

Джек задумчиво кивает.

***

Оборачиваясь назад, Янто думает, что первые три дня, без Джека, были странным, перевёрнутым повторением первых дней после уничтожения Торчвуда Один.

Тогда, во всяком случае, у него была Лиза. Тогда ему становилось ненадолго лучше после того, как он выворачивал в унитаз дешёвое успокоительное вместе со всем съеденным за день; но успокоительные бессмысленны для него теперь, и Джек ничего не сказал, когда увидел, что единственное зеркало в их новой квартире снято и стоит лицом к стене.

На самом деле, Янто предполагал, что быть конвертированным будет хуже, что конверсии почти невозможно сопротивляться — но холодная, запрограммированная часть его сознания не делает ничего, она просто есть, и большую часть времени с ней вполне можно жить. Иногда ему кажется, что, несмотря на обострённые ощущения, он не совсем здесь. Джек наблюдает за ним, думая, что делает это незаметно, будто это он снова прячет киберчеловека в подвале.

И вода не такая прозрачная, как когда-то: вся она сероватая, с металлическим оттенком, хотя в остальном не отличается от обычной. Возможно, это как-то связано с тем, как Янто был конвертирован. Возможно, она и есть обычная, а цвет — дефект его в остальном идеального зрения. Джек, во всяком случае, ничего такого не видит.

Они уже неделю безуспешно ищут следы хотя бы одной из фабрик, на которых когда-то выпускали секс-кукол, а потом стали копировать людей. Джек рассказал ему про Нила Редмонда и его робоклона.

— Как мы вообще собираемся это сделать? — спрашивает Янто. — Серьёзно, Джек, трансплантация мозга для начинающих?

— Мозг киберчеловека может быть отделён от тела, — парирует Джек. — С основной частью встроенные механизмы справятся сами.

Янто думает, что после всего, что случилось с Лизой, больше не увидел ни её, ни тела девочки из пиццерии. Оуэн, разумеется, провёл аутопсию, но Янто так и не смог заставить себя прочитать отчёты и даже не помнит, как отправлял их на место в архиве.

Странно думать, что, возможно, именно Лиза поможет им с их сумасшедшим планом.

Их дни одинаковы; Джек часами пропадает где-то, Янто безуспешно ищет следы фабрики онлайн. Иногда он почти жалеет о том, что Разлом больше не отвлечёт их: он закрыт, и к этому сложно привыкнуть, будто закрытый Разлом — это ненормально, будто он только и ждёт, чтобы открыться обратно и выплюнуть ещё одного Абаддона или, по крайней мере, Джона Харта.

Янто может выходить только ночью и осторожно, но даже ночью ему некуда идти. Теперь он жалеет, что не навестил, пусть издалека и незаметно, Рианнон и её семью.

Зубная паста на краю раковины напоминает ему, что он больше не может почистить зубы. Да и есть, раз уж на то пошло, ему не нужно.

Однажды Джек возвращается с лапшой навынос. Её запах, пряный, острый и горячий, сразу заполняет всю комнату.

— О, тебе нравится наблюдать, — весело замечает Джек, и Янто понимает, что неотрывно смотрит, как Джек открывает коробку, подцепляет кусочек мяса в соусе и отправляет в рот.

Янто отводит взгляд.

— Ты не против, что я ем при тебе? — мягче спрашивает Джек. — Потому что мне нравится, когда ты смотришь.

Янто поворачивает голову обратно так резко, что металл даже чуть скрипит.

— Тогда продолжай, — отвечает он.

В воздухе повисает напряжение, густое и ощутимое. Оно не похоже на то, что было раньше, когда Янто раздевался под лениво-одобряющим взглядом Джека, и оба знали, что будет дальше; оно неизвестное и пугающее, и Янто чувствует растущую внутри необходимость.

Джек заворачивает немного лапши на палочки и отправляет в рот. Его розовый язык касается влажных полосок, губы смыкаются вокруг палочек, и Янто завороженно смотрит, как движутся его мышцы, когда он жуёт и мягко глотает. Если напрячься, то под запахом еды можно почувствовать запах Джека, смешивающийся с ним.

— Она вкусная? — спрашивает Янто.

— М-м, — Джек глотает. — Да.

По его шее расползается слабый румянец — возможно, от жара коробки с лапшой. Янто не замечает, как подаётся к нему, почти лицом к лицу, не отрывая взгляда от его блестящего рта.

Почему он не замечал раньше, как много жизни в том, чтобы просто есть? Он даже не любит лапшу и, в отличие от Джека, не жил на еде навынос, но сейчас Джек особенно невыносимо живой; он ест, пьёт и дышит, и его организм не замкнут сам на себе в одних и тех же циклах. Он вспоминает Оуэна, который после смерти и воскрешения перестал присоединяться к ним за пиццей или в барах, и думает: чувствовал ли Оуэн то же самое?

Как Янто мог не замечать, насколько в Джеке действительно много жизни?

Прикосновение дерева к пальцам почти застаёт его врасплох. Он смотрит вниз, там, где их руки почти касаются друг друга: Джек протягивает ему палочки.

Янто осторожно сжимает их. Металлические пальцы плохо держат палочки, и, поняв, что вряд ли справится с ними, Янто откладывает их в сторону, и, поднеся пальцы к коробке, издаёт звук, который теперь сходит за вопросительный.

Джек кивает, глядя прямо ему в глаза. Разумеется, он ничего не видит там, но Янто хочется верить, что если кричать достаточно громко, Джек вдруг сумеет проникнуть прямо за металлический корпус — и достать оттуда живого Янто.

Янто подхватывает немного лапши и протягивает её Джеку на двух пальцах; на мгновение ему кажется, что сейчас он обожжёт руку, но он быстро привыкает к странному ощущению обжигающего тепла без боли. Джек подхватывает лапшу губами и втягивает в рот, под конец касаясь пальцев Янто почти в поцелуе.

— Теперь мне нужно есть за двоих, Янто? — Их лица всё ещё близко друг к другу, и Янто хочет дотронуться до ямочек на его щеках, до улыбающихся губ и уголков глаз.

Вместо этого он просто говорит:

— Вам не повредит, сэр, — и надеется, что, по крайней мере, слова, если не интонация, напомнят Джеку о нём прежнем.

Джек стремится к Янто так же, как Янто — к нему, но даже Джек не может сразу поверить киберчеловеку. «Спасибо, что не далек», — мрачно думает Янто.

Их единственная точка соприкосновения — губы Джека, задевающие руку Янто после очередного куска мяса или лапши. Янто смотрит на взъерошенную макушку над своей рукой; интересно, чувствует ли Джек так близко запах его металла? Он представляет, что чувствует Джек, захватывая еду с его руки и глотая её; он не уверен, что помнит вкус лапши навынос и думает о запахе и о том, как она слегка обжигает рот Джека. Джек спокоен, но под спокойствием пахнет напряжением; он не расслабляется до конца в присутствии Янто. Может быть, так было всегда, а Янто начал замечать это только сейчас.

Коробка пустеет, и соус остывает на пальцах.

— Янто, — негромко говорит Джек, закрыв глаза, будто убеждая себя, и Янто не шевелится.

Джек собирает губами оставшийся соус, и Янто с удивлением понимает, что короткий сбой механизмов движения в руке — это дрожь; его рука дрожит, неощутимо для человека.

Джек поднимает на него взгляд:

— Спасибо.

Так близко Янто чувствует тепло и запах еды на нём, и кровь, прилившую к его лицу, и запах самого Джека.

— Да.

Янто выпрямляется и уходит на кухню с пустой коробкой, желая просто оказаться подальше от тёплого живого Джека.

Он не рискует открыть окно и несколько минут просто смотрит на улицу за тонкой шторой и стеклом, по которому стекает ливень, теперь серый с металлическим отливом, как и вся вода. Внизу изредка проезжают случайные машины; Янто различает девушку, спрятавшуюся под навес крыльца напротив. Её чёрные волосы прилипли к голове, и она зачёсывает их от лица пальцами, пытаясь второй рукой позвонить, но без ответа проходит минута, две, и девушка устало кидает телефон в сумку. Она поднимает голову вверх, будто чувствуя, что кто-то смотрит, но скользит взглядом мимо его окна и долго глядит в тёмное небо.

Когда Янто возвращается, Джека уже нет в комнате, а за закрытой дверью ванной шумит вода.

***

В лучшем духе Торчвуда уцелевшую фабрику они находят совершенно случайно.

От нечего делать Янто перебирает маршруты Ив Трент, той самой представительницы «Овидия», что предложила Нилу Редмонду его робоклона. Билеты на самолёты и поезда, платежи с карты, заметки и фото в новостях и случайные записи внешних камер собираются в путаный клубок перемещений Трент за несколько десятков лет, и искать там что-то бесполезно.

Джек застаёт его за попытками разбить все следы Трент по городам и наложить на карту, и присвистывает, видя огромный список сбоку экрана.

— Вы бы хорошо поладили с Эстер. — Он грустно улыбается левым краем губ. — Когда перед ней был океан, она просто брала и переплывала его. Она была с нами в команде в День Чуда.

— Расскажешь мне потом о ней?

Джек неожиданно кивает. До этого он с явной неохотой даже упоминал про День Чуда, и Янто не заставлял его.

В точках городов на мониторе начинает появляться система. Точки складываются, как в пчелином танце, прокладывая дорожку по континентам, петляя и снова возвращаясь в некоторые города. На карте проступают четыре неровных красных пятна: больше всего точек — в районе дома Ив Трент, следом — в штаб-квартире «Овидия»; теперь там пустое здание без арендаторов, и на его месте скоро будет торговый центр.

Третье пятно из точек — там, где когда-то была фабрика, на которой выпустили копию Нила Редмонда и где работала Ив Трент.

Но четвёртое пятно внезапно находится на западе Шотландии, и там у Ив Трент ничего нет.

— Джек. Как думаешь, что может быть в Глазго?

Джек смотрит на карту, покрытую точками.

— Знаешь, — медленно говорит он, — это выглядит интересно.

Они с Джеком делят город на районы и пытаются найти хоть что-нибудь: записи с камер, нечёткие и едва ли полезные, фото жителей и туристов, заметки на сайтах. Ближе к вечеру Янто набредает на блог фотографа заброшенных зданий.

В записи двухлетней давности он пишет о нерабочей, но наглухо запертой фабрике. Внизу — единственное большое фото, и, вглядевшись, Янто замирает.

— Кажется, мы её нашли.

Джек тут же склоняется к монитору через плечо Янто, и вместе они смотрят на нечёткую, но однозначно узнаваемую эмблему на входной двери: фиолетовые буквы «Ovid», где «O» заострена сверху, напоминая яйцо.

С минуту они просто глядят друг на друга, будто конец поисков застал их врасплох. Весь их план обретает плоть и становится реальностью, и именно сейчас Янто понимает, что обратной дороги нет.

— Отправляемся следующей ночью, — говорит Джек, и Янто кивает, начиная планировать дорогу.

Весь следующий день он перепроверяет фото и маршрут. Фабрика действительно выглядит запертой и оставленной; она как будто не интересует никого, кроме случайных фотографов, заснявших красивое старое здание: ни документов, ни упоминаний, ничего.

Когда он наконец выключает ноутбук, день уже стремится к вечеру, и до отъезда остаётся всего несколько часов.

— Янто? — Джек стоит в дверном проёме с непривычно смущённым видом.

— Да?

Джек пытается что-то сказать, не находит слов и встряхивает головой:

— Пойдём.

Он делает оборванное движение, будто хочет взять Янто под руку, но зовёт его за собой на кухню просто жестом.

На кухне темно, и сквозь незашторенное окно проникает слабый уличный свет. На небольшом столе стоит бутылка вина, блюдо с фруктами, два бокала и даже горящая свеча в небольшом простом подсвечнике. Жёлтый свет от неё дрожит и движется вместе с огоньком, превращая самую обычную кухню в тайное место, разделённое на двоих, надёжнее, чем крепость из одеял, построенная в детстве, двери Торчвуда и броня киберчеловека, и Янто вдруг хочет так и остаться здесь, потому что сейчас, когда Джек заново узнаёт его, он чувствует себя неуязвимым.

Янто, похоже, молчит слишком долго — Джек торопливо говорит:

— Это всё символически. Наш последний день здесь, а я даже не могу пойти с тобой на нормальное свидание.

Янто слышит тихий скрежет и, взглянув вниз, понимает, что неосознанно переплетает и расплетает пальцы.

— Джек, — начинает он, не зная, что сказать. — Я... спасибо. Это... неожиданно.

Они с Джеком смотрят друг на друга и смеются одновременно, живой заразительный смех Джека и пугающий электронный звук. Джек берёт Янто за руку и ведёт к столу.

Тени в углах комнаты танцуют, когда снаружи проезжают случайные машины. Улыбающийся Джек освещён пламенем свечи; он поднимает бокал:

— Долго и счастливо, — говорит он. — У нас всё получится.

Янто никогда раньше не видел это новое, осторожно-радостное выражение на его лице.

— Долго и счастливо, — отзывается Янто, и их бокалы нежно звенят друг о друга.

Джек пригубляет из своего, и Янто легко прикасается к его губам своим, чтобы Джек пил и за него.

Он протягивает Джеку дольку мандарина и сразу чувствует лёгкий, яркий запах сока, когда Джек надкусывает её. Сейчас кормить Джека оказывается неожиданно весело; он ловит ртом дольку яблока, которой Янто обводит его губы, и совершенно нарочно задевает пальцы языком, размазывая по ним сок.

Свободной рукой Джек накрывает его металлическую ладонь и гладит под большим пальцем. Раньше Джек любил вылизывать его кожу там, чувствуя пульс, и слегка царапать зубами, оставляя едва заметные красные следы.

— Выезжаем примерно через два часа, — говорит Джек и включает ноутбук. — А теперь иди сюда.

Янто устраивается рядом с ним:

— «Живи и дай умереть»?

Джек улыбается широко, как раньше:

— Я помню, ты его любишь.

Мысль о том, что спустя пять лет Джек помнит любимый фильм Янто, удивляет его, как красивая бабочка, севшая на руку.

На середине Джек, расслабившись, опирается на его плечо, и после этого всё, на чём он может сосредоточиться, — тепло, проникающее, кажется, глубоко внутрь, от выключенного подавителя эмоций и до самого почти-сердца.

***

Когда приходит пора выезжать, Янто узнаёт, что Джек плюнул на понятие частной собственности и угнал машину, заодно стерев её средствами Торчвуда из полицейских баз.

— Только ты мог угнать джип, — говорит Янто, захлопывая за собой заднюю дверь и удобнее устраиваясь под шинелью Джека, наброшенной на него, чтобы скрыть блеск корпуса, пока они быстро пробирались к машине.

— Поддался воспоминаниям, — беспечно пожимает плечами Джек. — И вообще, тебе же лучше.

Он заводит машину и направляется к выезду из города, и только сейчас хрупкость плана вдруг встаёт перед Янто в полный рост: всё, на что они могут надеяться, — что никто не остановит их и не заметит его. У них нет реткона, и, хотя Джек ничего об этом не говорил, Янто знает, как придётся решать проблему, и не уверен, сможет ли.

Ему в любом случае не остаётся ничего, кроме как жить, — если, конечно, они не попадутся.

Когда они безо всяких проблем выезжают из города на одну из малолюдных непопулярных дорог, Джек, кажется, тоже выдыхает.

Янто оборачивается и смотрит на огни города, пока они не исчезают совсем. Остаётся только белый свет фар впереди, за которым не видно почти ничего, и какое-то время Янто удивляется, как Джек вообще что-то видит, а потом закрывает глаза и под монотонное урчание двигателя медленно уплывает куда-то вглубь себя.

***

— Ап, — говорит Лиза, утаскивая с тарелки Янто помидорку черри. — Следить надо было лучше, — пожимает она плечами в ответ на его взгляд, и Янто не сдерживает смех.

Это их первый общий выходной с самой Победы; на восстановление Торчвуда, пережившего далеков и киберлюдей одновременно, брошены все отделы. Янто рассматривает сероватые капли на оконном стекле; он уже не помнит, когда ему последний раз было так спокойно, как сейчас — вместе с Лизой в тепле её любимого кафе, когда за окном шумит ливень, и на несколько часов нет ни Торчвуда, ни Ивонн, ничего за дверью.

Лиза потягивает кофе через трубочку; её взгляд падает на браслет на руке — простая металлическая полоса, обхватывающая запястье, — и она резко отдёргивает руку.

— Что такое? — спрашивает Янто.

Лиза морщит лоб, будто пытаясь вспомнить, но потом качает головой:

— Показалось.

Она снимает браслет и прячет его в сумку.

— Иногда я почти уверена, что нам не могло так повезти, — говорит она. — Что вот-вот я проснусь и пойму это.

На мгновение Янто забывает, как дышать.

Он сжимает ладонь Лизы в своей — обе тёплые, плотные, живые.

— Я здесь, — успокаивающе отвечает он. — Я здесь, и ты тоже, и вчера, пока я спал, ты накрасила мне ногти на ногах салатовым. Ни один сон не может быть настолько коварен.

Лиза фыркает, повеселевшая и ничуть не смущённая.

Закончив с кофе, они поднимаются из-за стола вместе. Лиза смотрит мимо Янто куда-то за окно, где не видно уже почти ничего, а потом поворачивается к нему.

— Настоящее-пренастоящее, — говорит она. — Ну и вымокнем же мы сейчас!

Когда вода обрушивается на них, на долю секунды Янто вспоминает.

И наступает темнота.

***

Джек вдруг тормозит машину и выключает свет.

— Приехали? — спрашивает Янто, тут же возвращаясь в реальность.

Ему снилось что-то про Лизу. Что-то хорошее.

— Нет. Просто... — Не договорив, Джек выбирается из машины.

Янто пожимает плечами и выходит за ним.

На дороге нет никого, кроме них; тёмная машина почти сливается с чернотой вокруг, и в темноте Янто различает Джека: тепло его тела движется впереди, смешиваясь с прохладным воздухом. На обочине Джек останавливается и манит рукой:

— Иди сюда. — Он забирает у Янто шинель, стелет на землю, садится и хлопает по свободной части, и Янто, безуспешно попытавшись закатить глаза, садится рядом.

— Так давно здесь не был, — говорит Джек. — Почти забыл.

Он запрокидывает голову, глядя в удивительно чистое для ноября небо, на котором гораздо больше звёзд, чем Янто помнит. Интересно, есть ли среди тех, что он видит, ещё не открытые? Впрочем, вряд ли даже у киберлюдей настолько хорошее зрение.

Краем глаза Янто смотрит на Джека, на то, как шевелятся крылья его носа, когда он дышит, как едва заметный ночной свет очерчивает его поднятое вверх лицо. Не думая, Янто касается его щеки — и тут же отдёргивает руку, когда Джек резко поворачивается.

В глазах Джека мелькает страх.

— Подожди, — говорит Джек.

Он берёт ладонь Янто и осторожно прижимает кончики его пальцев к своей щеке.

— Просто не ожидал. Дай мне почувствовать тебя снова.

Уголки губ Джека неуверенно дёргаются. Он закрывает глаза и едва заметно выдыхает.

Янто очерчивает его лицо — ровную линию челюсти, ямочку на подбородке, подрагивающие веки; запах и вкус сейчас путаются, но Янто в любом случае чувствует феромоны Джека, лёгкие, солоноватые, неразбавленно человеческие, и чуть сильнее нажимает за ухом, где они сильнее.

Джек как будто почти не дышит, только откидывает голову, когда Янто едва касается его шеи ладонями по обе стороны, и сглатывает, напрягаясь; страха в его запахе прибавляется, и он вот-вот отдёрнется. Янто убирает руки и повторяет движение одним пальцем.

— Это я, — шепчет он, пытаясь сделать голос мягче. — И я никогда не причиню тебе боль.

Джек открывает глаза и смотрит на него — Янто узнаёт этот взгляд, прямой и тёплый, тот, который доставался только членам команды Торчвуда, только тем, кому Джек верил. Он сжимает плечи Янто, улыбается почти своей обычной улыбкой капитана Харкнесса, и Янто мысленно прощается с моментом.

— О, я совсем не против капельки боли, — хмыкает Джек. — Помнишь, ты вытащил мой же ремень...

Прощай, романтика.

— Джек.

Шутливо вскинув руки, Джек проводит по рту, «застёгивая» его, и Янто удовлетворённо кивает. Он запускает пальцы в мягкие волосы Джека, и сенсоры посылают сотни беспорядочных коротких сигналов.

Джек, непривычно послушный, позволяет вспоминать себя; есть вещи, которые Янто, возможно, не почувствует уже никогда: то, как Джек прикусывал его нижнюю губу в поцелуе, как дышал в его рот, как иногда, обнимая, взъерошивал волосы носом.

Если только безумная затея с андроидами и трансплантацией мозга не увенчается успехом.

Янто пытается вспомнить, что было между смертью в Темз-хаусе и пробуждением в нескольких футах под землёй, медленным и тяжёлым, пока мир не обрушился на него сразу весь, цветами и запахами травы, мокрой земли и воздуха, — но там нет ничего, будто он просто спал без снов. Янто на момент прикрывает глаза и чувствует шум воды, как в детстве от приложенной к уху ракушки.

Не важно, в каком он будет теле, киберчеловека, почти человека, даже если в настоящем человеческом — он вспоминает девочку из доставки пиццы с толстым рваным шрамом поперёк лба — он всё равно будет заперт в нём. Его тела уже не существует.

По коже под его руками проходит лёгкая дрожь, и Янто вспоминает, что Джеку должно быть холодно в тонкой рубашке. Он тянется было обнять его, но останавливает себя. Джек всё равно замечает обрывочное движение и сам обхватывает Янто поперёк груди.

Держи меня, думает Янто; может быть, пока ты удерживаешь меня во мне, я буду цел, и всё будет хорошо.

— Только мы с тобой, — тихо говорит Джек. — Только мы и больше никто другой.

Лёжа головой на его плече, — неудобно, корпус не настолько гибкий, но он переживёт, — Янто чувствует спокойный, размеренный пульс Джека, и в этот момент в мире нет ничего, кроме пустой дороги на мили вперёд и назад, темнеющего поблизости силуэта машины, колючей шинели под ними, полного звёзд высокого неба, сверчков в тишине — и их двоих. Джек гладит его по голове, обводит торчащие углы передатчиков, накрывает тёплой ладонью затылок, и они просто молча слушают мягкий ночной шум, и первый раз за всё это время Янто позволяет себе надеяться, что это безумие действительно может сработать, — потому что Джек Харкнесс обнимает его, когда от него осталось только сознание в корпусе киберчеловека, и успокаивает его точно так же, как раньше.

— Нужно ехать, — наконец говорит Янто.

Отстранившись, Джек целует его в лоб и, аккуратно, в динамик, так же, как целовал бы настоящего, живого человека.

— Пойдём, — говорит он.

Встряхнув шинель, Джек перекидывает её через руку, и Янто смотрит, как он движется в темноте, легко и уверенно. В памяти всплывает картина — Джек под ним на сбитой постели цепляется за простыню, выгибается, разводя ноги и запрокидывая голову, сплошные напряжённые мышцы под блестящей от пота кожей.

— Янто, я знаю, когда ты смотришь на мою задницу, — весело хмыкает Джек, и Янто очень рад, что не может покраснеть. — Можешь потрогать, я не против!

Покачав головой, Янто догоняет его:

— Давай поведу я?

Джек открывает было рот — видимо, чтобы сказать, что ему нужно мало сна, хотя всякий раз, засыпая вместе с ним, Янто просыпался раньше, — но, передумав, кивает.

Внутри машины тепло, и это вдруг приятнее, чем холод, хотя Янто знает, что на самом деле его корпусу всё равно; интересно, что ещё из того, что он чувствует, — скорее привычка и галлюцинация мозга, чем реальность? Впрочем, думает Янто, это не обязательно взаимоисключающие понятия.

За окном — одинаковые чёрно-серые полосы с редкими огнями. Интересно, как Джек собирался здесь что-то увидеть, если даже Янто приходится вглядываться в дорогу, чтобы не пропустить поворот? Он бросает взгляд в зеркало заднего вида; Джек дремлет, откинув голову на спинку сиденья, и слегка приоткрывает глаза, почувствовав взгляд Янто.

— Спи, — говорит Янто, но Джек уже снова кажется безразличным к происходящему, и он концентрируется на дороге.

Холодная, рациональная часть на краю сознания знает, что если подключиться к коллективному разуму киберлюдей, проблем с дорогой не будет вообще: и она, и все изученные киберлюдьми за множество лет земные дороги окажутся в памяти Янто, и пропустить поворот станет невозможно. Это странно — как будто в сознании Янто есть дверь к чему-то намного большему, и её осталось всего лишь толкнуть; может быть, киберлюди знают, как обратить конверсию. Может быть, в конце концов, киберлюди знают о Джеке больше, чем он. Янто снова бросает взгляд в зеркало: Джек слегка улыбается чему-то во сне, его лицо напряжено и беспокойно, но улыбка медленно смягчает его.

Янто не может так рисковать.

Очень далеко впереди огней становится больше. Конец поездки близок, и Янто крепче сжимает руль.

***

Они приезжают в город на рассвете.

Влажность усиливает цветочный запах в воздухе, и здесь, на улицах, где из-за каменных заборов свисают цветы, легко забыть, что уже конец ноября. Запах напоминает Янто о маме и её лилейных духах; она всегда брызгалась ими в прихожей, перед тем, как выйти. Остатки запаха оставались до вечера, пока не возвращался отец, и лилии не смешивались с тяжёлым ароматом дешёвого алкоголя.

От лилий мамы у отца болела голова.

Джек оставляет Янто в машине у небольшого отеля в одном из тихих, ещё не проснувшихся районов — коричневые с синим дома, живые изгороди, следы недавно прошедшего дождя на асфальте — и снимает номер на себя. Девушка за стойкой администратора клюёт носом, изредка пытаясь читать Стивена Кинга в потрёпанной бумажной обложке, и Янто как ни в чём ни бывало проскальзывает мимо неё в накинутой шинели Джека, на всякий случай с самым уверенным видом.

— Почти у цели, — говорит Джек, когда они оказываются в относительной безопасности номера.

Янто внутренне морщится, замечая отстающие в одном углу обои, но в остальном комната простая и обычная: двуспальная кровать с чистым бельём, одинокие стол и стул, пустой светлый шкаф, вытертые в центре до серого доски паркета и крохотный санузел, вход в который находится в едва ли большем подобии прихожей. У них с Джеком едва ли выйдет разминуться там, и раньше Джек непременно зажал бы его у стены.

— Янто? Всё в порядке?

Джек высовывает голову из ванной, отрываясь от исследования, и Янто рефлекторно шагает к нему, в прихожую, кивая в ответ на обеспокоенный взгляд Джека.

— У нас всё получится. — Джек шагает вперёд и прижимает его к себе. — Я верю тебе, и всё будет хорошо.

Губы Джека вдруг оказываются слишком близко к его лицу.

Янто смотрит на него из-за объективов, и на долю секунды ему кажется, что сейчас Джек каким-то чудом разрежет металлическую оболочку и достанет его оттуда, — а потом Джек прижимается губами к прорези перед динамиком.

Сенсоры отправляют ощущение от губ Джека прямо в мозг, и из Янто вырывается короткий, похожий на радиопомехи звук. Янто притягивает Джека ближе, отчаянно жалея, что не может поцеловать в ответ, но судя по тому, как Джек сжимает его плечи, ему хорошо и так.

— Кровать, — оторвавшись от него, командует Джек. — Немедленно.

Ввалившись в комнату, Джек сжимает Янто ещё крепче. Он целует металл под шеей, там, где когда-то была ямка ключиц, и Янто ахает, когда знакомые ощущения, усиленные во множество раз, накрывают его.

Джек улыбается, счастливо и открыто; кто бы сомневался, что он не остановится даже перед самым безумным вариантом.

Янто расстёгивает его рубашку, сражаясь со слишком мелкими для металлических пальцев пуговицами, сталкивает с плеч подтяжки, проводит по груди Джека, задевая соски, и Джек стонет, запрокинув голову.

— Так скучал по тебе, — бормочет он.

Янто вдыхает запах Джека, зарываясь лицом в его волосы. Даже сейчас они просто совпадают вместе; Джек беспорядочно спихивает одной ногой ботинок с другой, Янто сдёргивает с него брюки и стонет, подаваясь под руки на спине.

Джек разгорячённый, возбуждённый и раздетый, роняет Янто на кровать и накрывает его собой.

— Что ты чувствуешь? — спрашивает он; в его глазах — осторожность и мягкость.

— Тебя, — отвечает Янто, не зная, как сказать иначе.

Сердце Джека бьётся напротив него, руки, касающиеся лица Янто, подрагивают, он пахнет человеком, потом и предсеменем, травой и газом фабрик Ньюпорта.

— Столько сенсоров. — Янто не знает, как закончить фразу, но по лицу Джека уже расплывается ухмылка.

Он лижет горло Янто, и Янто запрокидывает голову, подставляясь Джеку.

Может быть, именно поэтому киберлюди так стремятся удалить эмоции, обрывочно думает Янто: с Джеком так легко быть живым. Легко быть человеком. Он ведёт прохладной металлической рукой по спине Джека, растирая выступивший пот, и Джек ахает, толкаясь в него, без слов прося ещё.

Янто держит Джека обеими руками, переворачивает на спину, как будто он ничего не весит, и садится между его ног, чтобы не придавить. Джек расширенными зрачками следит за руками Янто на своём животе, и под густым запахом его возбуждения Янто различает кисловатый страх.

— Это я, — говорит он негромко. — Не такой симпатичный, впрочем.

— Я вижу тебя, — отвечает Джек, глядя прямо на Янто за неподвижным металлическим лицом. — И ты невероятный, Янто Джонс.

Он поворачивается и легко хлопает по постели рядом. Янто ложится, не отрывая от него взгляда; отчаянное желание касаться друг друга стихло, сменившись чем-то тихим и неторопливым. Так они иногда лежали раньше, незадолго до 456, до того, как Торчвуд Три прекратил существовать; Джек гладил короткие мягкие волосы у основания шеи Янто, и он засыпал, уткнувшись лицом в плечо Джека.

Медленно и осторожно Янто склоняет голову к груди Джека — и тот опускает руку на привычное место.

Янто жалеет, что не может поцеловать его.

Он просовывает ногу между ног Джека и слегка толкается навстречу неопавшему члену.

— Мм, — одобрительно отзывается Джек, придвигаясь ближе.

Янто чувствует его губы на виске и руки, бесцельно гладящие шею. Джек неторопливо движется вперёд и назад, размазывая предсемя по металлу, и беззвучно выдыхает, целуя Янто.

Теперь, когда Янто не нужно кончать, он полностью погружается в тепло прикосновений Джека; оно качает его, оборачивает всего, и каждое новое движение — новый всплеск тепла внутри. Джек замирает и вздрагивает напротив Янто, дыша открытым ртом.

Перед тем, как заснуть, он умудряется обвить Янто руками и ногами, как раньше. Во всяком случае, думает Янто, за компанию переходя в спящий режим, теперь хотя бы нет риска напустить на Джека слюней во сне; слабое утешение, но какое есть.

***

В воде светло.

Куда ни взгляни, она — одинаковая жемчужно-серая, и Янто наконец видит, насколько она красива: вверх поднимаются поблёскивающие на свету пузырьки, и вода колышется, словно живая, движется вокруг Янто. Он смотрит на ноги; они похожи на странные белые водоросли, бесполезные здесь, посреди ничего.

— Янто! Янто!

Янто резко дёргается и слышит плеск; открыв глаза, он видит склонившегося над ним Джека, на майке которого расплывается мокрое пятно.

— Ты заснул в ванне, — со смехом в голосе говорит Джек.

— А. Извини.

Вода давно остыла. Опираясь на Джека, Янто на размокших ногах выбирается из ванной. Джек легко выхватывает полотенце из его сморщенных пальцев и растирает его быстро и тщательно, впрочем, не отказывая себе в удовольствии пару раз прижаться к его спине.

Один, два, три, мысленно считает Янто, идя к спальне.

На «десять» его шеи ожидаемо касаются губы Джека.

— Пара шагов до спальни, — бормочет Янто, подаваясь назад.

— Мм-хм, — соглашается Джек, в последний момент заслоняя его от столкновения с дверью. — Ты такой мягкий. Невозможно сопротивляться.

Янто распутывает полотенце одной рукой и неловко держит его, не в силах уронить на пол; пальцы другой руки вплетены в волосы Джека, пока тот вылизывает его рот, и, пользуясь этим, Джек потирает его яйца ладонью, пробирается дальше, и все мысли о кровати вылетают у Янто из головы.

— Кровать. Точно, — хрипло выдыхает Джек, отстраняясь.

Ты издеваешься, хочет ответить Янто, но послушно идёт за Джеком.

Он плюхается животом на кровать, как Джек толкает его — слишком лень устраиваться удобнее — но расслабленно лежать получается недолго: Джек тянет его за бёдра вверх, сжимает задницу и разводит пальцами. Янто давно отвык стесняться в постели с Джеком, но каждый раз, когда тот так неприкрыто наслаждается видом, Янто чувствует, как краснеет шея.

Джек наклоняется и дует — а потом проталкивает в Янто язык, и Янто специально сжимается вокруг него, чтобы почувствовать одобрительное мычание Джека. Он мокро целует его, лижет, шевелит языком и слегка кусает; Джек любит звучать, и Янто подозревает, что сейчас он шумит специально, чтобы слушать себя и чтобы Янто чувствовал вибрацию.

— Джек, — стонет Янто; Джек чуть задевает его зубами, и он вскрикивает, пытаясь насадиться на язык. Он даже не пробует коснуться себя, зная, что Джек позаботится о нём куда лучше.

Джек обхватывает губами его яйца, и Янто чувствует скользкий палец, проникающий внутрь, и почти сразу — два. Он ловит себя на внезапной мысли, что скучал по этому ощущению, и удивляется: только вчера Джек связал его руки за спиной, посадил на себя и толкался вверх, резко и глубоко, пока Янто не кончил от одного касания к члену.

Джек шевелится за его спиной, вынимает пальцы, и наконец Янто чувствует его член внутри.

— Иди сюда, — говорит Джек, обдавая горячим воздухом его ухо, и тянет Янто назад, пока они не садятся — Джек, подвернув ноги под себя, и Янто, раскинув ноги, на его члене; Джек обхватывает его обеими руками, накрывает его со спины, и Янто чувствует себя странно защищённым.

Они мягко качаются, и Янто держится за колени Джека, чувствуя большим пальцем небольшой сегодняшний шрам, ещё не успевший зажить и исчезнуть. День был длинный и тяжёлый — ничего опасного, просто один из тех, когда бесконечные сигналы активности Разлома почти не дают им отдохнуть, и им пришлось выйти всем одновременно, даже Тош, вместо того, чтобы координировать.

Янто откидывает голову на плечо Джека, встречаясь с Джеком взглядом, и неловко ловит губами его губы. Джек играет пальцами с волосами у члена Янто, перекатывает яйца, легко щекочет внутреннюю сторону бёдер, и Янто рефлекторно дёргается, в ответ кусая его за губу.

Янто чувствует, как дыхание Джека меняется, как напрягаются его ноги и как закрываются глаза; его веки дрожат, и это завораживает — смотреть, как постепенно он перестаёт контролировать себя. Джек обхватывает член Янто и ласкает так же неспешно, тесно сжимая, растягивая ощущения.

Это не может продлиться долго — больше всего Янто любит, когда Джек именно такой, без шуток и широких улыбок, мягкий и почти тихий; тогда Янто думает обо всех словах, которые Джек не говорит, потому что они очевидны, а Янто не говорит, потому что боится, что очевидны они только для него.

Янто кончает с коротким, почти удивлённым выдохом, сжимаясь вокруг Джека, Джек тягуче стонет: «Янто-о-о», и Янто бессильно повисает на его руках.

Джек коротко, едва ощутимо целует его волосы.

— Спи, — говорит он и встаёт, исчезая в ванной.

Не открывая глаз, Янто слышит его шаги; на живот опускается влажное полотенце, и, повинуясь лёгкому подталкиванию, Янто переворачивается.

Джек снова идёт в ванную, грохочет корзиной для влажного белья, ругается — видимо, опять зацепил её мизинцем, — и скоро кровать рядом с Янто прогибается снова. Джек оборачивает его сзади. Янто чувствует его мягкий член, но спать хочется больше, чем повторения.

— Так ведь лучше, — едва слышно бормочет Джек. — Когда ты человек.

Янто замирает в его руках.

Через пару минут, когда Джек спит, а он всё ещё смотрит в стену напротив, он осторожно выпутывается из его объятий и идёт в ванную. Ему нужно что-то вспомнить, что-то очень важное; он изо всех сил напрягает память в поиске хотя бы следов реткона, в общем-то, зная, что это бесполезно.

Он откручивает кран, брызжет в лицо сероватой водой — и вспоминает.

***

Он просыпается поздним вечером, чувствуя на себе взгляд Джека. За окном уже темно, и свет единственного фонаря с улицы падает на них сквозь тонкие занавески, превращая лицо Джека в странную живую смесь тёмных и светлых пятен. Янто мысленно улыбается. Ему снилось что-то хорошее, где не было ни боли, ни смерти, ни конверсии, но точно был Джек.

— Я вижу сны, — говорит он.

Джек приподнимается, опираясь на локоть, и с интересом смотрит на него.

— Я не помню их, но они хорошие. И прежде, чем ты спросишь — нет, не электроовцы.

Джек смеётся, склонив голову и широко улыбаясь, и его плечи трясутся.

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Я хотел спросить, не снится ли тебе кое-что другое.

Ладонь Джека опускается на его плечо и просто лежит там, тёплая и приятно тяжёлая. Отсмеявшись, Джек смотрит на него нечитаемо, с нежностью и ещё чем-то, полустёртым из памяти, и Янто хочется стереть это и из глаз Джека тоже.

— Через пару часов отправляемся? — спрашивает он просто чтобы отвлечь Джека, и тот кивает.

Сегодняшняя вылазка — пробная. Джек уверен, что если фабрика просто была законсервирована и забыта все эти годы, то оборудование можно будет настроить обратно, и тогда, возможно, у них получится перенести мозг Янто в созданного андроида. Скорей всего, они не смогут сделать это сами.

Но Янто уже знает, как сделать это и не умереть, и всё, что нужно, — просто взять это знание.

Лиза трансплантировала свой мозг, не имея под рукой ничего, кроме кое-как собранного и переделанного аппарата для конверсии. Янто помнит, как собирал его, как спокойный голос Лизы удерживал его, помогая не сдаваться панике. Она была мертва уже тогда. Теперь эти воспоминания словно завёрнуты в прозрачную плёнку: картинка цела, но ощущения стёрты и смазаны, и Янто вдруг приходит в голову, что, может быть, много лет спустя Джек будет вспоминать о нём именно так. Может быть, рано или поздно в нечто подобное превращаются все воспоминания Джека, пока не исчезают совсем, как Янто уже едва ли помнит что-то из самого раннего детства.

Янто надеется, что в самом крайнем случае сумеет выжить после того, как подключится к коллективному разуму киберлюдей.

Гораздо раньше — за пару дней до смерти, о которой Янто теперь думает вполне спокойно, — он представлял, что было бы, если бы у них с Джеком было больше времени. В этих мыслях ни разу не было относительного бессмертия, и теперь, когда у них с Джеком даже слишком много времени, оно тяжело висит между ними, но, как ни странно, соединяет. Иногда, когда Джек думает, что Янто не видит, недооценивая чувствительность сенсоров, он смотрит на Янто так, будто не может поверить.

Продолжение в комментариях

@темы: слэш, четвертый тур, тексты, Янто Джонс, Джек Харкнесс

---

Итоговое распределение саммари

[Big Who Bang]

Уважаемые участники!

Все саммари распределены, авторы и иллюстраторы, пожалуйста, свяжитесь друг с другом.
Если у вас возникнут какие-то затруднения с вашим автором или иллюстратором (например, вы не сможете с ними связаться) — обращайтесь к оргу, он постарается помочь. То же касается сроков сдачи работ и других вопросов.

К 1 апреля 2018 года все авторы/переводчики должны прислать на email челленджа [email protected] черновики, минимум 7 000 (семь тысяч) слов. Дедлайн готовых работ (и для текстов, и для иллюстраций) - 1 мая.

Ниже — саммари будущих работ челленджа, теперь с указанием авторов и иллюстраторов.

командные саммари

Саммари 1
Автор: Anaquilibria
Иллюстратор: captainspring
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Персонажи/Пейринг: Джек Харкнесс/кибер!Янто Джонс
Саммари: Однажды Янто возвращается, и ни он, ни Джек не знают, что с этим делать.
Как долго человек может сопротивляться преобразованию?
Как долго человек может цепляться за надежду?
Предупреждения/примечания: таймлайн фика начинается с событий 08x11/08x12, "Dark Water"/"Death in Heaven"

Саммари 2
Переводчик: troyachka
Иллюстратор: Stina
Категория: джен
Жанр: Sci-Fi, приключения
Персонажи/Пейринг: Десятый Доктор, Донна Ноубл
Саммари: Звездной империи угрожают смертоносные существа со времен Рассилона. Смогут ли одинокий повелитель времени и его спутница противостоять им?
Предупреждения/примечания: таймлайн между "Планетой удов" и "Планом сонтаранцев". Доктор все еще восстанавливается после Года, которого не было — и об этой истории Донне неизвестно.

Саммари 3
Переводчик: Sexy Thing
Иллюстратор: Carcaneloce
Категория: джен с элементами гета
Жанр: приключения
Персонажи/Пейринг: Пятый Доктор/ОЖП, немного Кощей, Романа
Саммари: АУ. В последний день Войны Времени тайный альянс повелителей времени, в числе которых Пятый Доктор, Мастер, Романа, Дракс и многие другие, готовит претворить в жизнь план по уничтожению далеков и Галлифрея ради великого блага Вселенной. Роль исполнителя достается Доктору, но Мастер, стремясь сохранить ему жизнь, силой заставляет его применить хамеолеонное устройство. Так в маленьком канадском городке Йеллоу Форк появляется военный врач Джон Смит. Но, даже обзаведясь работой и семьей, он по-прежнему притягивает неприятности. По городу прокатывается серия таинственных убийств - и каким-то образом они имеют прямую связь с Джоном и его участившимися необъяснимыми головными болями и странными, неземными сновидениями. Между тем полиция Йеллоу Форк все больше и больше подозревает его в совершении этих преступлений...
Предупреждения/примечания: АУ к Войне Времени, сюжет сильно вдохновлен "Семьей крови", Война Времени сильно изменилась за лето; пост-военный хуман!Пятый в Канаде, и что из этого вышло

Желаем всем участникам удачи и с нетерпением ждем готовых текстов и иллюстраций!

@темы: четвертый тур, организационное

---

Распределение саммари

[Big Who Bang]

Дорогие иллюстраторы!

Ниже, под картинкой, вы найдете саммари текстов, которые вам предлагается проиллюстрировать. Чтобы выбрать саммари, достаточно оставить комментарий с номерами понравившихся.
Каждый иллюстратор может выбрать максимум два саммари, которые ему нравятся больше других, однако можно указать один приоритетный текст. После того, как все иллюстраторы сделают свой выбор, но не позже 1 марта, организаторы распределят саммари, учитывая пожелания, по одному на каждого.

Выбирать саммари можно, пользуясь шаблоном:

1. Саммари №... (приоритет)
2. Саммари №...

Чтобы прочитать саммари, нажмите на картинку ниже.

Старайтесь не выбирать одни и те же тексты, иначе орг будет вынужден задействовать безжалостный рандом.

Саммари 1
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Персонажи/Пейринг: Джек Харкнесс/кибер!Янто Джонс
Саммари: Однажды Янто возвращается, и ни он, ни Джек не знают, что с этим делать.
Как долго человек может сопротивляться преобразованию?
Как долго человек может цепляться за надежду?
Предупреждения/примечания: таймлайн фика начинается с событий 08x11/08x12, "Dark Water"/"Death in Heaven"

Саммари 2
Категория: джен
Жанр: Sci-Fi, приключения
Персонажи/Пейринг: Десятый Доктор, Донна Ноубл
Саммари: Звездной империи угрожают смертоносные существа со времен Рассилона. Смогут ли одинокий повелитель времени и его спутница противостоять им?
Предупреждения/примечания: таймлайн между "Планетой удов" и "Планом сонтаранцев". Доктор все еще восстанавливается после Года, которого не было — и об этой истории Донне неизвестно.

Саммари 3
Категория: джен с элементами гета
Жанр: приключения
Персонажи/Пейринг: Пятый Доктор/ОЖП, немного Кощей, Романа
Саммари: АУ. В последний день Войны Времени тайный альянс повелителей времени, в числе которых Пятый Доктор, Мастер, Романа, Дракс и многие другие, готовит претворить в жизнь план по уничтожению далеков и Галлифрея ради великого блага Вселенной. Роль исполнителя достается Доктору, но Мастер, стремясь сохранить ему жизнь, силой заставляет его применить хамеолеонное устройство. Так в маленьком канадском городке Йеллоу Форк появляется военный врач Джон Смит. Но, даже обзаведясь работой и семьей, он по-прежнему притягивает неприятности. По городу прокатывается серия таинственных убийств - и каким-то образом они имеют прямую связь с Джоном и его участившимися необъяснимыми головными болями и странными, неземными сновидениями. Между тем полиция Йеллоу Форк все больше и больше подозревает его в совершении этих преступлений...
Предупреждения/примечания: АУ к Войне Времени, сюжет сильно вдохновлен "Семьей крови", Война Времени сильно изменилась за лето; пост-военный хуман!Пятый в Канаде, и что из этого вышло

@темы: четвертый тур, организационное

---

Пост приема заявок для команд автор/переводчик + иллюстратор

[Big Who Bang]

В этом посте вы можете оставить заявку на командное участие в Big Who Bang. Последний срок подачи - 1 апреля 2018 года включительно.

Образец заявки:

Ник автора ник автора
Ник иллюстратора ник иллюстратора
Способ связи u-mail, адреса e-mail и т.д.
Собираюсь сделать фик или перевод, рисунок или коллаж или клип или крафт
Категория работы джен, гет или слэш
Пейринг/Персонажи соответственно, указывать можно приблизительно
Примечания все остальное, что хотите добавить

<b>Ник автора</b> ник автора
<b>Ник иллюстратора</b> ник иллюстратора
<b>Способ связи</b> u-mail, адреса e-mail и т.д.
<b>Собираюсь сделать</b> фик или перевод, рисунок или коллаж или клип или крафт
<b>Категория работы</b> джен, гет или слэш
<b>Пейринг/Персонажи</b> соответственно, указывать можно приблизительно
<b>Примечания</b> все остальное, что хотите добавить

@темы: заявки, четвертый тур